182  

«Конечно, в заявлении о том, что она больна, есть доля правды, – писала Катрина, – но я думаю, ты понимаешь, что это болезнь души. При всех недостатках твоего брата, он всегда был очень внимателен к ней. Вообще, это, кажется, первая серьезная размолвка между супругами».


Тонио отложил письмо в сторону.

Паоло ждал его, мальчик был чем-то очень напуган, и Тонио понимал, что сейчас нужен маленькому флорентийцу. Однако целое мгновение он был просто не в состоянии говорить.

Она хотела приехать! Он никогда, никогда не мечтал об этом, и теперь ему казалось, что тонкая мембрана, разделявшая их жизни, вдруг треснула и нежное, жутковатое, опьяняющее чувство стало просачиваться сквозь нее. Никогда за все эти годы он не ощущал так резко и отчетливо ее присутствие, не чувствовал запах ее кожи, даже шелковистость волос. Ему казалось, что она плачет у него на плече, сердится и пытается его обнять.

Эти ощущения были такими сильными и такими необычными, что он неожиданно для себя вскочил на ноги и сделал несколько шагов по комнате.

– Тонио! – одернул его Паоло. – Ты не представляешь, что говорят там, в кофейнях! Тонио, это ужасно…

– Тс-с-с, не сейчас, – прошептал он.

Но мембрана уже начала восстанавливаться, снова отделяя мать от него, относя ее со всей ее любовью и мукой куда-то далеко-далеко, в ту, другую жизнь, где ему больше нет места. А что, если бы он был заурядным певцом? Что бы в таком случае означало для него ее желание приехать сюда?

«Ты дурак, – выбранил он себя. – Стоит им протянуть к тебе руку, как ты тут же распахиваешь перед ними душу!»

Он стряхнул с себя эти мысли и, повернувшись к Паоло, взял его за плечи, а потом приподнял ему подбородок:

– Ну что там? Расскажи. Неужели все так плохо?

– Тонио, ты не представляешь себе, что они говорят! Они считают Беттикино самым великим певцом в Европе. Они говорят, что твое выступление на одной сцене с Беттикино – это оскорбление всему обществу!

– Паоло, они всегда говорят что-нибудь подобное, – ласково, успокаивающе произнес Тонио. Вытащил платок и вытер слезы с лица мальчика.

– Нет же, Тонио! Они говорят, что ты никто и ниоткуда! Что это все ложь насчет того, что ты – великородный венецианец… Говорят, что тебя наняли из-за твоей внешности. Говорят, что Фаринелли, когда он начинал, называли мальчиком – il ragazzo, а тебя будут назвать la ragazzina – девочкой! А если девчонка, говорят они, не сможет петь, мы скинемся, чтобы запереть ее в каком-нибудь монастыре, где ее все равно некому будет слушать!

Тонио невольно расхохотался.

– Паоло, это же такая чушь! – воскликнул он.

– Ты бы их только послушал, Тонио!

– Все это означает, – объяснил Тонио, убирая волосы мальчика со лба, – что на премьере театр будет полон.

– Нет-нет, Тонио, они просто не будут тебя слушать! Этого боится синьора Бьянка! Они будут кричать, выть, топать ногами. Они не хотят оставить тебе ни одного шанса.

– Это мы еще посмотрим! – прошептал Тонио и тем не менее забеспокоился, не заметил ли Паоло, как он побледнел. Он был уверен в том, что побледнел.

– Тонио, что нам делать? Синьора Бьянка говорит, что когда они в таком настроении, то запросто могут вообще закрыть театр! А всему виной синьора Гримальди – зачем она все это начала? Она приехала в город и заявила, что ты пел лучше Фаринелли. После этого они и заговорили о Фаринелли.

– Синьора Гримальди? – переспросил Тонио тихим голосом. – Но кто такая синьора Гримальди?

– Да ты знаешь ее, Тонио! Она же без ума от тебя! В Неаполе она всегда сидела в первом ряду, когда ты пел. А теперь вот заварила всю эту кашу. И прошлой ночью на приеме у английского посла она всем, всем твердила, что ты самый великий певец со времен Фаринелли и что она сама слышала Фаринелли в Лондоне. Ну и понятно, что теперь говорят римляне: как это какая-то англичанка будет им указывать!

– Постой, Паоло! Да кто она? Как она выглядит?

– Ну, блондинка такая, с пушистыми волосами. Да ты ее знаешь, Тонио! Она еще была замужем за двоюродным братом графини, а теперь разбогатела и все время только и делает, что рисует…

Тонио так переменился в лице, что Паоло умолк на секунду. Но потом снова, захлебываясь, заговорил:

– Тонио! Они говорили гадости и до ее приезда, а теперь их слушать просто невозможно! Синьора Бьянка говорит, что толпа может просто закрыть театр!

– Так она в Риме! – не слушая его, прошептал Тонио.

– Ну да, в Риме. Но лучше бы она была в Лондоне! – заявил Паоло. – Сейчас она с маэстро Гвидо.

  182  
×
×