Пляж

— Это правда, — подтвердила Кэсси. — Ты действительно безобразен. — Она протянула ему свою чашу с пивом. — На, держи. Запей-ка лучше свою печаль.

— Придется! — Откинув голову назад, он в один присест осушил чашу и швырнул ее, пустую, за спину. — Но ведь ты по-прежнему любишь меня, а, Кэз?

— Только не тогда, когда ты зовешь меня Кэз, Джез!

— Кэз, — завыл он. — Кэз! Джез! Кэз! — Затем он поднял ее на руки и шатающейся походкой направился к дому.

Через минуту-другую Этьена попросили помочь принести еду для пиршества, и мы с Франсуазой остались вдвоем. Она что-то сказала мне, но я не расслышал ее слов, потому что мое внимание было приковано к хижине-кухне. Я увидел, как возле нее Грязнуля с озадаченным и хмурым выражением лица пробует рагу.

— Ты меня не слушаешь, — сказала Франсуаза.

Грязнуля пожал плечами и начал отдавать распоряжения тем, кто разносил кастрюли.

— Ты больше не слушаешь меня. Раньше, когда я разговаривала с тобой, ты всегда внимательно меня слушал. А сейчас у тебя даже не находится времени поговорить со мной.

— Да… Кити предупредил тебя, чтобы ты не ела рагу?

— Ричард!

— Что?

— Ты меня не слушаешь!

— Извини. У меня сейчас в голове слишком много мыслей.

— Не обо мне.

— Что ты сказала?

— В твоей голове нет для меня места.

— Гм… Ну что ты, все как раз наоборот.

— Нет, там нет для меня места. — Она ткнула меня кулаком под ребра. — Наверное, ты меня больше не любишь.

Я изумленно взглянул на нее:

— Ты это серьезно?

— Очень серьезно, — капризно ответила она.

— Да… То есть нет. Господи! Неужели мы должны обсуждать это прямо сейчас? Я хочу сказать, неужели сейчас самый подходящий момент?

— Конечно. Самое время. Этьена нет поблизости, а потом мы, возможно, расстанемся навсегда!

— Франсуаза! — зашипел я. — Потише!

— Почему потише? На поле с марихуаной, когда я разговаривала громко, ты прижал меня к земле и крепко держал. — Она захихикала. — Это было очень возбуждающе!

Быстро оглянувшись по сторонам, я схватил ее под локоть и потащил к краю площадки. Когда никто уже не мог нас увидеть, я развернул ее лицом к себе, взял ее лицо в ладони и внимательно посмотрел на ее зрачки. Они были расширены.

— Боже мой! — в бешенстве крикнул я. — Ты же пьяная.

— Да, — призналась она. — Я пьяная. Это потчентонг.

— Потчентонг? Что это, черт возьми?

— Жан называет этот напиток «потчентонгом». Это не настоящий потчентонг, но…

— Сколько ты его выпила?

— Три чаши.

— Три? Когда ты успела?

— Футбол. Во время игры.

— Ты просто идиотка!

— У меня не было выбора! Они передавали чашу по кругу, и пришлось все выпить. Они внимательно наблюдали за мной и хлопали в ладоши, поэтому что я могла поделать?

— Боже! Этьен пил вместе с тобой?

— Да. Три чаши.

Я закрыл глаза и стал считать до десяти. Или собирался это сделать. Это у меня никогда не получается. Я остановился на цифре «четыре».

— Хорошо, — сказал я. — Пойдем со мной.

— А куда мы пойдем?

— Вон туда.

Когда я подтащил ее к дереву, Франсуаза тяжело дышала.

— Открой рот, — приказал я ей.

— Ты хочешь меня поцеловать?

Самое досадное, что если бы я попытался поцеловать ее, она бы позволила мне это. Она была вдребезги пьяной. Я заставил себя покачать головой.

— Нет, Франсуаза, — ответил я ей. — Не совсем.

Она больно укусила меня за пальцы, когда я сунул их ей в горло. Вдобавок к этому она сопротивлялась и извивалась как змея. Но я держал ее шею в тисках, и когда мои пальцы оказались у нее во рту, она уже ничего не могла сделать.

После того как у нее прекратилась рвота, она ударила меня по лицу, что я с покорностью принял. Потом она сказала:

— Я и сама бы справилась.

Я пожал плечами:

— У меня не было времени спорить. Ты чувствуешь себя более трезвой?

Она сплюнула:

— Да.

— Хорошо. Теперь иди умойся в ручье, а потом незаметно возвращайся на площадку. Не пей больше ни капли потчентонга. — Я помолчал, а потом добавил: — И не ешь рагу.

Когда я вернулся к месту пиршества, Этьен уже закончил разносить еду. Он стоял в одиночестве, вероятно, высматривая Франсуазу. Я подошел прямо к нему:

— Привет, — сказал я. — Ты пьян?

Он с грустью кивнул: