— Я только что поселился в этой округе, — сказал я наконец.
Казалось, мой голос звучит отдельно от меня. Я не знал, чего добиваюсь. А если и знал, то это было глубоко запрятано в моем сознании. Как бы то ни было, первые слова были произнесены — хоть какое-то начало.
Не могу тебе передать, как больно было мне увидеть на ее лице выражение недоверия.
— В чьем доме? — спросила она.
— Гормана, — ответил я.
— Они не продавали дом, — сказала она. Я пошел на обдуманный риск.
— Нет, продали, — возразил я. — Недавно. Я въехал туда вчера.
Она не ответила, и я стал думать, что, пойманный на явной лжи, уже потерял свой шанс.
Но она не стала оспаривать мои слова, и тогда я понял, что мой расчет оказался точным. Она помнила семейство Горманов, но не общалась ни с кем за пределами ближайшего окружения, поэтому не могла знать, говорю ли я правду.
— Я не знала, что они продали свой дом, — наконец произнесла она в подтверждение моего предположения.
— Да. Продали.
Я испытал чувство маленькой победы. Но, произнеся эти слова, я понимал, что это только начало.
Я попытался развить в уме следующий шаг. Должен же был найтись какой-то четкий подход — поэтапный путь связи с ее сознанием.
В попытке найти его я вдруг понял, что никакого четкого подхода нет. Придется в каждый момент нащупывать путь, все время подыскивая какие-то особые возможности.
Правда, следующий шаг Энн подсказала сама. Уверен, что бессознательно.
— Откуда вы узнали мое имя? — спросила она.
— Из адресной книги Хидден-Хиллз, — ответил я, с радостью заметив, что этот ответ ее удовлетворил.
Но моя радость мгновенно улетучилась, когда она с подозрением спросила:
— А что вы делали в моем доме?
Я допустил ошибку, помедлив, и Энн насторожилась, подавшись назад. Джинджер сразу же зарычала, шерсть у нее на загривке поднялась дыбом.
— Я постучал в дверь, — сказал я, как можно более беспечно. — Ответа не было, так что я вошел и стал звать. И пока шел по дому, продолжал вас звать. Думаю, вы не слышали.
Я видел, что ответ ее не устроил, и на меня нахлынуло чувство безысходности. «Почему она меня не узнает?» — думал я. Если мое лицо кажется ей незнакомым, разве есть надежда, что я смогу ей помочь?
Я постарался справиться с этим чувством, снова вспомнив предупреждение Альберта. Сколько раз придется мне бороться с этой безысходностью, пока она не исчезнет?
— Я просто пришел, чтобы поздороваться, — произнес я, не задумываясь. Надо было продолжать разговор. Потом, повинуясь порыву, я решился на следующий обдуманный риск. — Мне показалось, вы меня узнали, когда увидели, — сказал я. — Почему?
Я подумал — опять на один чудесный миг, — что произошел внезапный прорыв, когда она ответила:
— Вы немного похожи на моего мужа.
Я почувствовал, как у меня сильнее забилось сердце.
— Правда?
— Да. Немного.
— Где он? — не задумываясь, спросил я.
Грубая ошибка. Она заметно подалась назад, прищурив глаза. Прозвучал ли мой вопрос для нее угрожающе? Ответ стал очевидным, когда Джинджер снова зарычала.
— Его зовут Крис? — спросил я. Ее глаза прищурились еще больше.
— Я увидел это в адресной книге, — пояснил я, надеюсь, не слишком быстро, что было бы подозрительно.
Я сжался, сообразив, что, по ее воспоминаниям, в адресной книге моего имени могло и не быть. Но она лишь пробормотала:
— Да, Крис.
Надо ли говорить, Роберт, о возникшем у меня страстном желании заключить ее в объятия, успокоить ее? При этом я понимал, что делать этого ни в коем случае нельзя.
Я заставил себя продолжать.
— Горманы сказали мне, что он пишет для телевидения, — сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало только по-соседски. — Это правда? Что…
— Он умер, — перебила она меня с такой горечью, что меня проняла дрожь.
Тогда я, совершенно потрясенный, понял, какая задача стоит передо мной. Как мог я надеяться, что Энн когда-нибудь узнает мое лицо и голос и тем более признает во мне мужа? Для нее я был мертв, а она не верила, что мертвые ведут свое существование.
— Как он умер? — спросил я.
Не знаю, зачем я говорил. У меня не было плана. Мне приходилось просто действовать по наитию в надежде, что произойдет что-то позитивное.
Сначала она не ответила. Я подумал, что она совсем не собирается говорить. Потом наконец произнесла:
— Он попал в дорожную аварию.
— Мне жаль, — сказал я, полагая, что лучшим подходом может оказаться ненавязчивое сочувствие. — Когда это случилось?