Артур и Джордж

Артур меж тем читает дальше, и его гнев возрастает. Однако тот факт, что письма писал Идалджи, не означает, что располосовывал тоже он.

— Ах как благородно с их стороны! — восклицает Артур.

Это не письма виновного, пытающегося бросить подозрение на других. Да и как, во имя всего святого и несвятого, могли бы они быть такими, рычит про себя Артур, раз человек, на которого они бросают подозрение, это сам Джордж. «Мы считаем весьма вероятным, что это письма невиновного человека, но заблуждающегося и злокозненного человека, позволившего себе дурную шутку, притворившегося, будто он знает то, чего, возможно, не знает, для того, чтобы сбить полицию с толку и усугубить трудности крайне трудного расследования».

— Чепуха! — кричит Артур. — Че-пу-ха!

— Артур!

— Чепуха, чепуха! — повторяет он. — Я в жизни не встречал более трезвомыслящего и прямого человека, чем Джордж Идалджи. «Дурная шутка» — или болваны не читали ни одного из свидетельств о его характере, собранных Йелвертоном? «Заблуждающийся и злокозненный человек». Эта, эта… небылица (он хлещет ею о каминную полку) защищена парламентскими привилегиями? Если нет, я привлеку их к суду за клевету. Всех до единого. И сам оплачу.

Джорджу кажется, что у него галлюцинации. Ему кажется, что мир сошел с ума. Он снова в Портленде и терпит сухую баню. Они приказали ему раздеться до рубашки, они заставили его поднимать ноги и открыть рот. Они вытащили наружу его язык и… что это такое, С462, должен тебя предупредить. Вот чего стоят твои сказочки, будто ты последний заключенный в этой тюрьме, кто задумал бы сбежать. Ты, и твоя святость, и твои библиотечные книги. Нам известно, кто ты такой, Джордж Идалджи, ты номер С462.

Он снова замирает. Артур продолжает. Второй недостаток обвинения упирается в вопрос, действовал ли Идалджи в одиночку или нет; и выводы об этом менялись в зависимости от выдвигаемых улик. Ну, во всяком случае, официально назначенные болваны не упустили хотя бы этого. Ключевой вопрос о зрении. Он «сильно подчеркивался в некоторых из обращений к министру внутренних дел». Еще бы! Подчеркивался ведущими медицинскими светилами Харли-стрит и Манчестер-сквер. «Мы тщательно ознакомились с заключением именитого специалиста, который осматривал Идалджи в тюрьме, и представленными мнениями окулистов; и собранные материалы кажутся нам абсолютно недостаточными для установления предположенной невозможности».

— Идиоты! «Абсолютно недостаточными». Олухи и идиоты!

Джин держит голову опущенной. Зрение, вспоминает она, было исходным толчком кампании Артура — причиной, по которой он не просто считал Джорджа Идалджи невиновным, но знал это. До какого же неуважения способны они дойти, с такой небрежностью отнесясь к исследованиям и суждениям Артура!

Но он читает дальше, торопясь вперед, будто стараясь забыть этот вывод.

— «По нашему мнению, осуждение было недостаточно обоснованным, и… мы не можем согласиться с вердиктом присяжных». Ха!

— Это значит, что ты победил, Артур: они восстановили его доброе имя.

— Ха! — Артур словно не замечает ее отклик. — Нет, ты послушай! «Наша точка зрения на это дело подразумевает, что у министерства внутренних дел прежде не было оснований для вмешательства». Лицемеры! Лжецы! Оптовые поставщики белил.

— Что это означает, Артур?

— Это означает, любимейшая моя Джин, что никто никакой ошибки не допустил. Это означает, что в ход была пущена великая британская панацея от всего и вся. Произошло что-то ужасное, но никто никакой ошибки не допустил. Следовало бы задним числом внести это в «Билль о правах». Ничто не будет ничьей виной, а особенно нашей.

— Но они же признали, что вердикт был неверен.

— Они объявили, что Джордж был невиновен, но в том, что ему пришлось три года наслаждаться пребыванием в тюрьме, не виноват никто. Раз за разом министерству внутренних дел указывалось на несуразицы, и раз за разом министерство внутренних дел отказывало в пересмотре. Никто никакой ошибки не допустил. Ура! Ура!

— Артур, пожалуйста, чуть-чуть успокойся. Выпей коньяку с содовой или еще чего-нибудь. Можешь даже выкурить трубку.

— В присутствии дамы? Ни в коем случае.

— Ну, я с радостью готова сделать для тебя исключение. Но все-таки успокойся хотя бы немного. А тогда посмотрим, как они оправдывают такое утверждение.