Артур и Джордж

Однако Джордж добирается до этого первым. «Рекомендации… прерогатива милосердия… дарование полного оправдания. С одной стороны, мы считаем, что осуждение не должно было иметь места, по причинам, которые мы изложили… полная утрата профессионального положения и дальнейших перспектив… полицейский надзор… трудно, если не невозможно в какой-то мере вернуть положение, которое он потерял». Тут Джордж отрывается и отпивает воды. Он знает, что за «с одной стороны» всегда следует «с другой стороны».

— «С другой стороны», — рычит Артур. — Бог мой, у министерства внутренних дел сторон больше, чем рук у этого индийского бога, как его там…

— Шива, дорогой.

— У Шивы, когда им требуется найти объяснение, почему их вины ни в чем не было. «С другой стороны, не имея оснований не согласиться с видимым выводом присяжных, что Идалджи был автором писем 1903 года, мы не можем не признать, что и при его невиновности он в известной мере сам навлек свои беды на себя». Нет, нет, нет. НЕТ.

— Артур, ну пожалуйста, не то могут подумать, будто мы ссоримся.

— Извини. Просто… а-а, «Приложение Первое», да-да, петиции, причины, почему министерство внутренних дел никогда ничего не делает. «Приложение Второе», поглядим, как Соломон министерства внутренних дел благодарит Комиссию. «Обоснованный и исчерпывающий доклад». Исчерпывающий! Четыре полные страницы, и ни единого упоминания об Энсоне или Ройдене Остере! Блеяние… «навлек свои беды на себя»… бе-бе-бе и бе-бе-бе… «принять выводы… однако… исключительный случай»… Еще бы… «полная дисквалификация»… А, понятно. Чего они больше всего боятся, так это практикующих юристов, которые все до единого знают, что это величайшее надругательство над правосудием с тех пор… с тех пор… так что, если они допустят, чтобы его восстановили… бе-бе-бе и бе-бе-бе… «всеобъемлющее и тщательнейшее рассмотрение… полное оправдание».

— Полное оправдание, — повторяет Джин, поднимая голову. Значит, победа за нами.

— «Полное оправдание», — читает Джордж, замечая, что остается еще одна заключительная строка Доклада.

— «Полное оправдание», — повторяет Артур. Последнюю фразу они с Джорджем читают вместе. — «Но кроме того, я пришел к заключению, что это дело не принадлежит к требующим возмещения или компенсации».

Джордж кладет доклад и сжимает голову в ладонях. Артур сардонически похоронным тоном читает последние слова: «Остаюсь искренне ваш Г. Д. Гладстон».

— Артур, милый, к концу ты был слишком стремителен. — Она никогда еще не видела его в подобном настроении и встревожена. Ей бы не хотелось, чтобы когда-нибудь подобные чувства обернулись против нее.

— Им следует повесить на здании министерства внутренних дел новые таблички. Вместо «вход» и «выход» — «с одной стороны» и «с другой стороны».

— Артур, не мог бы ты не темнить так, а просто объяснить мне, что все это конкретно означает.

— Это означает, это означает, моя милая Джин, что это министерство внутренних дел, это правительство, эта страна, эта наша Англия открыли новое юридическое понятие. В старину человек был либо невиновен, либо виноват. Если он не был невиновен, то был виноват, а если он не был виноват, то был невиновен. Достаточно простая система, испытанная и проверенная на протяжении многих веков, понятная судьям, присяжным и всему населению вообще. С нынешнего дня в английских законах появилось новое понятие — виновен и невиновен. В этом смысле Джордж Идалджи — первопроходец. Единственный человек, полностью оправданный в преступлении, которого не совершал, и в то же время извещенный, что трехлетний тюремный срок он отбыл заслуженно.

— То есть это компромисс?

— Компромисс! Нет, это лицемерие. То, что у этой страны получается лучше всего. Бюрократы и политики отшлифовывали это века и века. Это называется Правительственным Докладом, это называется Блеянием, это называется…

— Артур, закури трубку.

— Никогда. Однажды я поймал субъекта, курившего в присутствии дамы. Я выхватил трубку у него изо рта, переломил пополам и бросил ему под ноги.

— Но мистер Идалджи сможет вернуться к своей профессии солиситора.

— Сможет. И каждый потенциальный клиент, способный читать газеты, будет думать, что консультируется у человека настолько сумасшедшего, что он был способен писать анонимные письма, изобличая себя в гнусном преступлении, к которому, как признают даже министр внутренних дел и родственник Энсона, да благословит его Бог, он ни малейшего отношения не имел.