Обет молчания

Маркус часто говорил нам, как он счастлив, что находится в Марчлэндзе.

— Бывало, лежу я на своей узкой больничной койке и думаю, доведется ли мне когда-нибудь попасть в Марчлэндз, — говорил он. — Недели шли за неделями, а меня все не выпускали из госпиталя.

— Наверное, вы были очень больны, Маркус, — отвечала я.

— О, вовсе нет. Это все из-за того упрямого врача. Чем больше я рвался уехать, тем больше, казалось, он укреплялся в своем намерении удержать меня.

— Вы такой мужественный! — говорила Аннабелинда. — Вы несерьезно относитесь к своим ранам. И наша радость, что вы у нас в руках, вдвое превосходит вашу от пребывания здесь.

— Это место я предпочел бы любому другому.

— Я так рада, — говорила Аннабелинда, серьезно глядя на него, — что военные не могут отнять вас у нас… по крайней мере, пока. Мы постараемся удержать вас здесь до самого окончания этой глупой замшелой войны.

— Вы слишком добры ко мне, — отвечал ей Маркус.

— Вы еще увидите, какой доброй я могу быть, — говорила Аннабелинда, и ее глаза обещали очень многое.

Как-то раз я застала майора под явором в одиночестве.

— Как чудесно! — воскликнул он, — Мне почти никогда не удается увидеться с вами наедине.

— Вы всегда выглядите вполне счастливым.

— Сейчас я счастливее, чем обычно.

— Вы всегда говорите людям то, что им хочется услышать. Ваши слова правдивы?

Маркус накрыл мою руку своей.

— Не всегда, но в данный момент да.

Я засмеялась.

— Для вас льстить так же естественно, как дышать.

— Ну, людям это приятно… и что здесь плохого?

— Но, если вы так думаете…

— Лесть полезна. Как я уже сказал, она радует людей. Вы же не хотите, чтобы я ходил и огорчал их?

— Это очень похвально, но ведь со временем люди увидят вашу неискренность.

— Только такие умные, как… вы. Большинство с жадностью проглотят ее. Если им хочется это услышать, почему бы не выполнить их желания?

Но с вами я буду абсолютно правдив, уверяю вас.

При вашей проницательности бесполезно вести себя иначе. В данный момент я счастлив находиться с вами наедине и видеть, что вы стали очень привлекательной молодой леди. Вы были совсем ребенком, когда мы встретились впервые.

— Теперь я почти на два года старше.

— Вот-вот достигнете волшебного возраста. Но не взрослейте слишком быстро, хорошо?

— По-моему, вы сами торопили меня.

— Я хочу, чтобы вы сохранили эту цветущую невинность. Прелесть шестнадцати лет. Хорошо сказано! Не спешите узнать о безнравственности этого мира.

— Думаю, за последние два года я узнала довольно много.

— Однако это не испортило вас. Вы сохранили вашу восхитительную свежесть. Скоро вам исполнится семнадцать. Когда ваш день рождения?

— В сентябре. Первого числа.

— Почти через три месяца.

— Но будете ли вы здесь еще?

— Непременно. В случае необходимости буду симулировать. Заморочу голову доктору Эджертону, и он настоит, чтобы меня оставили.

— Но к моему дню рождения вы наверняка выздоровеете?

Маркус улыбнулся и коснулся своей груди.

— Пуля, попавшая сюда, что-то натворила. Старушка нога еще станет более или менее нормальной, она мало беспокоит врачей и не позволит мне задержаться здесь. Но вот о другой ране я должен задуматься.

— Меня это даже радует, ведь тогда вы не вернетесь на фронт.

— Вам так этого не хочется?

— Конечно. Я много думала о вас, когда вы были на Галлиполийском полуострове.

— Жаль, я не знал.

— Но вы, наверное, догадывались. Мы все думали о вас… и о дяде Джеральде.

— Вы думали обо мне, и это главное…

Мы ненадолго замолчали, а потом я сказала:

— Вы знаете очень много обо мне и моей семье, а я о вас почти ничего.

— Рассказывать особенно не о чем. С восемнадцати лет я в армии. Такова традиция в нашей семье.

— Дядя Джеральд что-то говорил о вашем древнем роде.

— Все мы из древних родов. Бог знает, в каких далеких временах можно найти наших предков… возможно, тогда они все жили на деревьях или в пещерах.

— Разница в том, что вам известно, кем были ваши предки и чем они занимались века назад. Вы из тех, которые…

— Пришли вместе с Завоевателем? Вы это имеете в виду? Полагаю, что да. В нашей семье всегда было достаточно спеси… и тому подобного.

— Традиций, — подсказала я.

— Вот именно. В нашем роду на протяжении веков всегда занимались лишь определенными вещами. Мы должны помнить это и продолжать в том же духе. Второй сын всегда становится военным.