За горным туманом

Эдриен судорожно сглотнула.

«Леди-сокол надо обхаживать с безжалостной и грубой любовью. Забирая у неё свет, закрывая ей глаза, она учится понимать всеми другими своими чувствами. Чувствами, что не лгут. Леди-сокол – мудрое существо, она верит лишь тому, что может почувствовать, что может держать в когтях и клюве. Прикасаться, чувствовать запах, слышать. Медленно получая обратно своё зрение и свободу, она привязывается к руке, что дала их ей. Если ей не удалось полностью поверить в своего хозяина и подарить ему свою абсолютную верность к концу обучения – она попытается улететь прочь при первой же возможности». Он сделал паузу, его губы ловили с её губ скудные вдохи. «Ни одна и моих леди-соколов не слетела с моей руки, не вернувшись», предупредил он.

«Я не какая-нибудь глупая птица…»

«Нет, не глупая, но самая прекрасная. Сокол – единственная птица, что может сравниться с ястребов в полёте, точности и скорости. Не говоря уж о крепости сердца».

Она потерялась в нём, когда он запел. И она больше не протестовала, когда его губы слегка коснулись её губ. Не протестовала она и в следующий миг, когда руки Хоука на её теле стали жёсткими, горячими и требовательными. Убеждая. Предъявляя права.

«Взлетишь высоко для меня, милая леди-сокол? Я возьму тебя с собой высоко, выше, чем когда-либо ты была. Я научу тебя достигать высот, о которых ты могла лишь мечтать», он обещал, пока осыпал поцелуями её подбородок, её нос, её веки. Его руки бережно держали её подбородок в темноте, лаская каждый изгиб, каждый выступ, каждую шелковистую впадинку её лица и шеи своими руками, запоминая все нюансы.

«Почувствуй меня, милая. Почувствуй, что делаешь со мной!» Он надавил своим телом на её, покачивая бёдрами, чтобы убедиться, что она чувствовала его набухшую готовность, что поднялась под его килтом, подразнивая внутреннюю сторону её бедра.

И вот стена; она была прямо за её спиной всё это время. Прохладный камень за спиной и адский огонь Ястреба спереди, сжигающий её сквозь платье. Она подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но он поймал их и прижал к стене над её головой. Его сильные пальцы разжали её кулаки, сплелись с её пальцами, дразня и поглаживая. Ладонь к ладони, распростертая на камне.

«Моя сладкая леди-сокол», дышал он ей в шею. «Борись со мной, если хочешь, это всё равно бесполезно. Я желаю тебя всем своим разумом, и это твой первый раз с закрытыми глазами. В этой темноте ты познаешь мои руки, когда они притронуться к каждому шелковистому дюйму твоего тела. Я не возьму у тебя ничего, кроме этого. Только испытай мои прикосновенья, тебе даже не надо видеть моё лицо. Я буду терпелив, пока ты не станешь послушной в моих руках».

И его руки были жидким огнём, поднимая нежным скользящим движением подол её платья всё выше по бёдрам и ох! У неё не было ни малейшей идеи, где искать предметы нижнего белья этим утром. Его руки, его сильные красивые руки растирали её бёдра, мягко разводя их в стороны, чтобы впустить тепло его ног между ними. Он заурчал хриплым рыком мужского триумфа, когда почувствовал предательскую влагу между её ног. Эдриен неистово вспыхнула; вопреки своим намерениям её руки вспорхнули на его плечи, потом соскользнули в его мягкие густые волосы. Её колени, уже ослабшие, задрожали, когда он стянул лиф её платья и уронил голову на её груди, облизывая набухшие пики сосков языком, покусывая нежно зубами.

Она почти не заметила, когда он задрал свой килт; но явно ощутила, когда его твёрдое, горячее, тяжёлое возбуждение упёрлось в её бедро. Эдриен издала гортанный стон, хныкающий и жалобный. Как он сделал это с ней? Только прикасаясь к ней, Ястребу как-то удалось распустить каждую ниточку сопротивления, из которых она так старательно ткала свою мантию равнодушия, что носила на себе.

Так никогда не было с Эберхардом! Её разум ускользал из тела, и она вцепилась в ту руку, что закрывала ей глаза. Руку, что лишала её зрения, она попробовала её на вкус своими губами – повернула голову, чтобы поймать его палец языком. Эдриен почти закричала, когда он забрал этот самый палец и скользнул им в скользкий жар между её ног. «Лети для меня, милая леди-сокол», подстёгивал он её, взяв в ладонь её потяжелевшую грудь и лизнув сморщившуюся вершинку. Он дразнил её безжалостно, нежно покусывал, трогал её везде.

Его губы вернулись, чтобы потребовать её с отчаянием, вызванным голодом, который слишком долго отрицал. Голодом, который никогда не утихнет. Его поцелуй был долгим, жёстким и наказывающим, и она наслаждалась его молчаливой требовательностью. Стон вырвался из неё, когда подушечка его большого пальца нашла жаркий крохотный бутончик, скрывающийся между складочек, и голова Эдриен откинулась назад, пока распустившаяся волна подбрасывала её всё выше и выше. Уступая его пальцам, языку, его губам, она пожертвовала последними крупицами своей сдержанности.