Новолуние

— У нее нет шансов! В иной ситуации я, возможно, не стал бы вмешиваться, но сейчас, после того, как она…

Я снова перебила, стараясь говорить, как можно спокойнее.

— Ты же только что обещал не уходить! — выму чила я, мысленно отторгая слова: нельзя, нельзя, что бы они отпечатались в подсознании. — Разве это совместимо с интенсивной слежкой?

Эдвард нахмурился, с трудом сдерживаемый рык сотряс грудь.

— Белла, я сдержу слово, но Виктория… — рык чуть не вырвался на свободу, — умрет!

— Давай не будем принимать скоропалительных решений, — пытаясь побороть панику, предложила я. — Вдруг она не вернется? Вдруг стая Джейка ее спугнула? Искать ее бессмысленно, к тому же у меня есть дела поважнее, чем Виктория.

Каллен презрительно сощурился, но все-таки кивнул:

— Точно, с оборотнями хлопот не оберешься.

— Речь не о Джейкобе! — фыркнула я. — Моя задача поважнее и посложнее своры волчат, которым нравится наживать себе проблемы.

Эдвард уже собрался что-то сказать, однако в последний момент передумал. Судорожно стиснув зубы, он процедил:

— Неужели? И что за дела такие? По сравнению с чем даже возвращение Виктории отходит на второй план?

— Ну, назовем это второй по важности задачей… — уклончиво ответила я.

— Хорошо, пусть так, — с подозрением кивнул Каллен.

Я запнулась, не зная, отважусь ли назвать фамилию.

— За мной могут прийти другие, — чуть слышно прошелестела я.

Эдвард вздохнул, но отреагировал не так бурно, как я опасалась.

— Значит, Вольтури всего лишь проблема номер два?

— По-моему, они тебя не слишком беспокоят, — отметила я.

— Ну, времени на подготовку более чем достаточно. Видишь ли, они воспринимают время совершенно иначе, чем ты или даже я. Годы для Вольтури — то же самое, что для тебя дни. Не удивлюсь, если до твоего тридцатилетия они ни разу о нас не вспомнят, — беззаботно пояснил парень.

Я похолодела от ужаса.

До тридцатилетия…

Получается, все обещания были пустыми… Раз мне суждено стать тридцатилетней, значит, Эдвард не рассчитывает остаться надолго. Как больно… А это доказывает, что я все-таки начала мечтать и надеяться, хотя так старалась держать себя в руках.

— Ничего не бойся, — успокоил он, с тревогой наблюдая за слезами, выступившими на моих глазах. — Я не позволю им тебя обидеть.

— Пока ты здесь, да…

Господи, да какая разница, что случится, когда я снова останусь одна?

Зажав мое лицо между мраморными ладонями, Эдвард впился в меня черными, словно ночь, глазами. Как же отвернуться, если они притягивают сильнее любого магнита?

— Я никогда тебя больше не оставлю.

— Сам же говорил о тридцатилетии! — Прорвав невидимую плотину, по щекам покатились слезы. — Говорил же? Ты что, останешься и позволишь мне стареть?

Взгляд смягчился, хотя холодные губы превратились в жесткую полоску.

— Именно так я и собираюсь поступить. А что еще остается? Жить я без тебя не могу, но и душу твою губить не намерен.

— Неужели это так… — Я старалась говорить спокойно, однако вопрос был мне явно не по зубам. Услужливая память тут же воскресила лицо Эдварда, каким оно было, когда Аро чуть ли не умолял сделать меня вампиром. Отвращение и неприязнь — вот что оно выражало. Чем объясняется его упрямство? Стремлением спасти мою душу — или неуверенностью, что я буду нужна ему до скончания веков?

— Неужели?.. — напомнил Каллен, рассчитывая услышать вопрос целиком.

Пришлось задать другой, не менее сложный.

— Что будет, когда я состарюсь и буду годиться тебе в матери или даже в бабушки? — раздраженно спросила я, вспомнив, как во сне увидела в зеркале бабулю.

Родное лицо светилось нежностью и участием, а холодные губы смахнули с моей щеки непрошеную слезинку.

— Для меня ты навсегда останешься самой пре красной и желанной, — прошептал он. — Конеч но… — на секунду помрачнев, запнулся он, — если с возрастом ты потеряешь ко мне интерес и захочешь большего, я пойму. Пойму и, если решишь уйти, не стану задерживать.

Взгляд его был нежен, а судя по тону, Эдвард бесчисленное множество раз обдумывал свой идиотский план.

— Понимаешь, что я рано или поздно умру?

К такому вопросу он тоже подготовился.

— Я последую за тобой при первой возможности.

— Это же самое настоящее… — я лихорадочно подбирала нужное слово, — безумие.