— Тебе я доверяю, — заверила я, — а сомневаюсь в себе.
— Будь добра, объясни!
Эдвард побежал чуть медленнее — я поняла это, потому что стих обдувающий лицо ветерок, и догадалась: дом близко. Неподалеку во тьме уже слышался плеск реки.
— Ну… — начала я, подбирая нужные слова. — Сомневаюсь в собственных… силах. В том, что дос тойна тебя, что смогу удержать. Во мне нет ничего привлекательного…
Остановившись, Каллен поставил меня на землю, но из объятий не выпустил, а, напротив, крепко прижал к груди.
— Твоя власть надо мной вечна и нерушима, — прошептал он, — можешь не сомневаться.
Как же мне не сомневаться?
— Ты никогда не говоришь… — прошептал он.
— Что?
— Что тревожит тебя больше всего?
— Попробуй угадай! — вздохнула я и, потянувшись, коснулась его носа кончиком указательного пальца.
Каллен кивнул.
— Получается, я хуже Вольтури, — мрачно про изнес он. — Что же, наверное, заслужил.
Я закатила глаза:
— Максимум, на что способны Вольтури, — это убить меня.
Напряженный, как струна, Эдвард ждал дальнейших объяснений.
— А ты можешь бросить, исчезнуть, пропасть.
Вольтури, Виктория — они ничто по сравнению с этим.
Даже в темноте было видно, что бледное лицо исказилось от боли. Надо же, совсем как под терзающим взглядом Джейн! Господи, зачем я только сказала ему правду!
— Не грусти, — коснувшись его прохладной щеки, прошептала я, — не надо!
Уголки красивого рта будто нехотя поползли вверх, но глаза натужная улыбка не осветила.
— Как же доказать, что я физически не могу тебя оставить? — шепнул он. — Надеюсь, хоть время по может…
Время… А что, идея хорошая!
— Посмотрим, — милостиво кивнула я.
На лице Эдварда отражалась все та же мука, и я решила развлечь его болтовней о куда менее важных делах.
— Слушай, раз ты решил остаться, может, вер нешь подарки? — как можно беззаботнее спроси ла я.
В какой-то мере попытка удалась: он улыбнулся, хотя взгляд по-прежнему был грустным.
— Я их и не забирал. Знал, что поступаю неправильно: сам ведь обещал тебе покой без всяких напоминаний. Наверное, глупо и по-детски, но захотелось оставить хоть кусочек себя. Диск, фотографии и билеты в твоей комнате под половицами.
— Правда?
Эдвард кивнул, слегка ободренный тем, как я радуюсь таким мелочам.
— Мне кажется… — медленно начала я. — Не уверена, но похоже… Похоже, я чувствовала это с самого начала.
— Что чувствовала?
Хотелось только одного: чтобы из любимых глаз исчезла боль. Когда я заговорила, мои слова прозвучали даже спокойнее, чем я рассчитывала.
— Какой-то частью души, возможно подсозна нием, я все это время верила: моя судьба тебе небез различна. Наверное, поэтому и слышала голоса.
На секунду воцарилась мертвая тишина, а потом Каллен без всякого интереса спросил:
— Что за голоса?
— На самом деле только один, твой. Долго рассказывать… — Наткнувшись на настороженный взгляд, я тут же пожалела о том, что завела этот разговор. Вдруг Эдвард, как и все остальные, решит, что я сумасшедшая? Вдруг они правы?
— Я никуда не спешу, — как-то напряженно проговорил Каллен.
— История довольно жалкая…
Он ждал.
— Помнишь, Элис рассказывала про экстремальный спорт?
— Да, ты ради удовольствия спрыгнула со скалы, — бесцветной скороговоркой проговорил Эдвард.
— М-м, точно… А чуть раньше на мотоциклах…
— На мотоциклах? — переспросил он, и я, хорошо его зная, почувствовала: за внешним спокойствием что-то зреет.
— Кажется, про это я твоей сестре не рассказывала.
— По-моему, нет.
— Мне чудилось: когда совершаю что-то глупое или опасное… воспоминания о тебе будто оживают, — призналась я, чувствуя себя настоящей душевнобольной. — Представляла, как ты злишься, и твой голос звучал словно вблизи… Вообще-то я старалась о тебе не думать, но те игры боли не причиняли, наоборот, ты будто пытался защитить меня от страданий. Думаю, голос казался таким… настоящим, потому что в глубине души я ни секунды не сомневалась: твоя любовь не угасла.
И снова в моих словах звучала убежденность. Или правота… Что-то, таящееся в закоулках души, подсказывало: я не ошибаюсь.
— Ты… рисковала жизнью… чтобы услышать?.. — придушенным голосом начал Эдвард.
— Ш-ш-ш! — перебила я. — Подожди, меня осенило.