Именины сердца: разговоры с русской литературой

— Сергей, ну ты очень популярен, очень, и сам это знаешь. Может быть, наряду с Акуниным, ты самый известный в России, да и в мире, писатель. У тебя есть понимание каких-то скрытых механизмов писательской известности? Вот я только что общался с Александром Кабаковым, спросил, что он по этому поводу думает, а он отвечает: «А мне просто свезло!»

— Здесь много факторов всегда работает. Среди них фактор удачи, фактор случая занимает достаточно важное место. Я знаю нескольких писателей-фантастов, которые работают лучше, чем я, которым больше, чем мне, дано умения и таланта. Но почему та или иная книга выбивается из ряда — всегда загадка.

Был такой советский писатель-фантаст Георгий Гуревич, он создал специальную формулу, зафиксированную в его рассказе «Троя». «Троя» — та самая анаграмма, в которой расшифровывается причина успеха. «Т» — талант. «Р» — работа. «О» — опыт. «Я» — ярость. Грубо говоря, на любой из этих составляющих писатель может вылезти и стать известным. Кому-то хватает таланта, кому-то работоспособности, кому-то надрыва, ярости. Но если хотя бы в какой-то мере присутствуют все четыре составляющие — тогда это проще всего.

— Я как-то участвовал в одной телепрограмме вместе с писателями-фантастами. Они очень много говорили на тему, что они «и есть та самая серьезная литература, потому что у нас есть читатели»…

— Они правильно считают, и вместе с тем все это абсолютная фигня. Либо книжку читают, либо книжку не читают. Жанр вторичен — фантастика, детектив, ужасы, все это неважно. Вот есть такой прием, который называется «фантастика». В рамках этого приема можно написать порнографический роман, жестокий детектив или социальную драму. А можно совместить все сразу, и тоже получится хорошо. Я считаю, что фантастика не имеет никакого отличия от обычной литературы.

— И ты можешь назвать имена русских писателей-фантастов, творчество которых заслуживает изучения в университетах?

— Банальный ответ: это Аркадий и Борис Стругацкие, потому что они действительно писали хорошую литературу.

Мне нравится их лозунг: «Книжка должна быть интересна и пионеру, и пенсионеру».

— А кого ценишь из современников?

— Вячеслава Рыбакова.

— Тебе не кажется, что он работает, что называется, на понижение?

— Я его нежно люблю, я не могу быть здесь беспристрастным…

Он не то чтобы работает на понижение, он, скорее, уходит в публицистику. Последние его романы больше похожи на собрание статей на тему «Как нам обустроить Россию». А мне больше нравится, когда баланс соблюден между сюжетом и мыслью, которую желаешь донести. Но все равно он один из лучших литераторов сегодня. Далее: Алексей Иванов. Фигура, которая вроде бы принадлежит к мейнстриму. Но когда мне было двадцать лет, мы с ним приезжали на семинар писателей-фантастов, и он был лучшим среди нас. Я до сих пор считаю его автором прекрасных вещей в жанре фантастики. И очень надеюсь, что он еще к фантастике вернется. Евгений Лукин — чудесный автор, с прекрасным чувством языка.

— А поэт какой!

— И поэт совершенно отменный.

Потом: Марина и Сергей Дьяченко, Киев. Они еще известны как сценаристы. Эмоциональные и душевные, очень интересные авторы.

Я очень люблю Диму Быкова, это великий поэт. Замечательный его роман «Эвакуатор» — это, конечно же, фантастика. Я думаю, что если ему станет интересно, он может сделать вещи, которые войдут в золотой фонд фантастики.

— Ты сказал, что любишь стихи Быкова, я, признаться, удивился — хотя и сам считаю его первым поэтом.

— Была такая история. Мы ехали с ним в одном купе на конференцию фантастов. А я за полгода до этого заболел стихами Быкова. Но знакомы мы еще не были. Дело было так. Я сажусь в поезд, захожу в купе, а там уже расположился веселый и, скажем так, плотный мужик, который вскоре начал увлеченно вскрывать бутылки, произносить тосты, рассказывать скабрезные анекдоты… Часа через три я узнаю, что его зовут Дима. К вечеру узнал и фамилию: Быков. Но мне даже в голову не пришло, что он имеет отношение к тому человеку, чьими стихами я зачитывался. Потому что тот Быков в моем представлении должен был быть субтильным, интеллигентным юношей, у которого в глазах вся мировая скорбь. Внезапно ранним утром выяснилось, что он поэт. Я говорю: «Вы поэт?» — «Да!» — «Дима Быков?» — «Ну, да!» — «Это вы написали такие строки», — и читаю его стихи по памяти, я их много знаю. Он говорит: «Я написал, я». Я говорю: «Ну, не может быть!» Он: «Почему?» «Я не таким вас себя представлял!»