Полуночное солнце

Она тихонько вздохнула, затем снова беспокойно заворочалась, повернулась на бок... Нет, она по-прежнему спала и видела сны.

— Эдвард, — невнятно пробормотала она.

Ей снился я.

Может ли мёртвое, ледяное сердце снова забиться? Казалось, что моё может.

— Останься, — выдохнула она, — Не уходи. Пожалуйста... Не уходи.

Ей снился я, и, похоже, даже не был при этом частью кошмара. Она хотела, чтобы я остался с нею там, в её сне.

На меня нахлынула волна таких чувств, которых я не только не мог сдержать, но даже и названия подобрать не мог. На длительное время я поддался их стремительно уносящему течению и погрузился в них, как в омут.

А когда вынырнул на поверхность, то уже не был прежним Эдвардом.

Моя жизнь была нескончаемой, неизменной полуночью. Так было суждено: в моей жизни всегда должна быть полночь. Как же могло случиться, что в моей вечной полуночи сейчас всходило солнце?

Когда я, становясь вампиром, в жгучей боли превращения обменял мою душу и смертность на бессмертие, я как бы навечно заледенел. Живая плоть моего тела превратилась в камень, прочный и нерушимый. Всё: моя личность, мои симпатии и антипатии, мои настроения и желания — застыло в неизменности.

Для других нам подобных всё было точно так же. Мы все — просто живые камни.

Изменения происходили с нами редко, но если уж они случались, то были необратимы. Я видел, как это произошло с Карлайлом, а затем, десятилетием позже — с Розали. Любовь изменила их навечно, она не только никогда не исчезнет в них, но даже никогда не потускнеет. Больше восьмидесяти лет прошло с того момента, когда Карлайл нашёл Эсме, но он по-прежнему смотрел на неё широко открытыми, восхищёнными глазами — глазами первой любви. Такими они пребудут до скончания времён.

Так же будет и со мной. Я теперь обречён всегда любить эту хрупкую девушку. Таким я пребуду до скончания времён.

Я смотрел на её безмятежное лицо, чувствуя, как любовь к ней пронизывает каждую частичку моего каменного тела.

Теперь она спала уже гораздо спокойней, на губах играла еле заметная улыбка.

Не отрывая от неё глаз, я начал обдумывать свои дальнейшие действия.

Я люблю её, значит, постараюсь собраться с силами и оставить её. Пока что этих сил у меня было недостаточно. Придётся потрудиться. Разве что у меня хватит сил на то, чтобы обмануть будущее и направить его по другому пути...

Элис видела только два варианта будущего Беллы. Теперь я увидел глубинный смысл обоих этих исходов.

Любовь к ней не удержит меня от её убийства, если я дам себе право на ошибку.

Но вот странно: мой монстр никак не проявлял себя. Я сейчас не чувствовал его, он как будто исчез. Возможно, любовь заставила его замолчать навеки. Если бы я теперь убил Беллу, то это случилось бы непреднамеренно, только вследствие ужасного несчастного случая.

Мне придётся быть предельно осторожным. Я должен всегда быть начеку. Контролировать каждый свой вздох. И держаться на безопасном расстоянии.

Я не буду допускать ошибок.

Наконец, я понял смысл видения о втором будущем. Раньше я недоумевал: что могло привести к тому, что Белла стала бы узницей этой бессмертной полужизни? Сейчас, истомлённый тоской по девушке, я понял, что в своём непростительном эгоизме мог бы попросить отца оказать мне услугу. Попросить его забрать у неё жизнь и душу, чтобы она навсегда осталась со мной.

Она заслуживала лучшего.

И тут передо мной стал вырисовываться неясный образ ещё одного будущего. Тонкая нить, по которой мне придётся пройти. Если сорвусь — всё пропало.

Смогу ли я быть с ней, но оставить её человеком?

Я намеренно глубоко вдохнул, затем ещё раз, позволяя её запаху объять всего меня пламенем. Комната была заполнена её ароматом, он пропитал здесь всё. Голова закружилась, но я выдержал. Мне придётся привыкнуть к этому, если я собираюсь вступить с ней в какие-либо отношения. Я сделал ещё один глубокий, обжигающий вдох.

Так, мечтая и глубоко, размеренно дыша, я любовался спящей Беллой до самого рассвета.

Я пришёл домой, когда другие только что ушли в школу. Быстро переоделся, избегая вопросительных взглядов Эсме. Она видела лихорадочный огонь в моих глазах и почувствовала одновременно и тревогу, и облегчение. Моя длительная меланхолия причиняла ей боль, так что она обрадовалась, увидев, что, похоже, всё кончилось.

Я побежал в школу, прибыв туда всего на пару секунд позже моих родственников. Они не оглянулись на меня, хотя уж Элис-то наверняка должна была знать, что я стою под кровом густого леса, доходящего до парковочной площадки. Я подождал, уверился, что на меня никто не смотрит, и прогуливающейся, небрежной походкой вышел из-под деревьев на на забитую машинами стоянку.