ПАТОЛОГИИ

Водой приподнимает и шевелит трупы, лежащие на полу. Кажется, что трупы покачиваясь, плывут…

- Сюда все! - кричит сверху Семёныч.

- Уходим! - кричу я пацанам.

Хасан, Плохиш, Вася срываются с мест, мы прыгаем через ступени.

Грохает, скрежеща взрыв - я слышу, как мешки, плиты и доски парты поста Хасана разлетаются в разные стороны.

Из «почивальни» вывалили грязные, сырые, чёрные, бессонные, безумные, похожие будто братья, пацаны.

Заглядываю внутрь «почивальни», нашего остывшего, выжженного порохом и гарью приюта, - валяются рюкзаки и одеяла, всё усыпано гильзами и грязным, в крови, песком. Из окна надуло сыростью, влагой. Гильзы перекатываются, и, кажется, издают легкий скрежещущий звук, словно собравшееся оплодотворяться жучьё. Впрочем, вряд ли я могу это услышать сейчас.

У разбитой, расхристанной, словно изнасилованной бойницы, стоит Андрюха-Конь, вросший в пулемёт, сросшийся с ним, почти бесмертный, беспрестанно стреляющий, с тяжелыми, тяжело дрожащими от напряжения белыми, даже под налетом пыли, песка, сажи, - всё равно белыми и живыми руками. Единственный, оставшийся в «почивальне». Его зовут, он будто не слышит…

ХII

Семёныч оставил Хасана и Плохиша держать выход на второй этаж. Им подтащили полную «эрдэшку» гранат. Они, не останавливаясь, кидают их вниз, в пролёт лестницы.

Бойцы толпятся в коридоре, злые, с воспалёнными, красными глазами, которые иногда накрывают чёрные, пыльные веки.

- Столяр! Егор! - это Куцый, - Посмотрите своих… Все здесь? Надо всех собрать! Будем уходить через овраг…

Всё прыгает перед глазами, всё дрожит, саднит, чадит, путается…

Кого сосчитать, кого?

Сколько было во взводе человек?

Я… Я здесь. Кто ещё? Скворец. Здесь Скворец. Скворец здесь. Здесь… Монах.

Смотрю вокруг, взгляд прыгает по лицам, по стенам, по спинам, как дурная, опалённая белка, насмерть напуганная, безумная…

«Монах, монах, монах, монах…» - повторяю я бездумно. Закрывая глаза на мгновенье, пытаясь унять сумятицу, дурноту, бессмыслицу…

Открываю глаза, всё неизменно, всё вокруг неизменно, всё дрожит, громыхает, хохочет, готовое провалиться в тартарары…

Хасан и Плохиш кидают гранаты, беспрестанно, упрямо. Мелькают пухлые руки Плохиша.

В другой стороне, у поворота коридора сидят несколько пацанов, тоже кидают гранаты, стреляют…

Мы стоим тяжело дышащей, дурноглазой толпой.

- Я ненавижу мою мать! Если бы она меня не родила, я бы не умер! - неожиданно выкрикивает кто-то рядом. Его то ли обнимают, то ли начинают душить, не вижу. Отворачиваюсь, - не знаю отчего, - брезгливо или боясь, что закричу сам…

Несколько раненых лежат на полу, двое или трое. Один силится встать. Один сидит у стены, закрыв глаза. Один лежит, кое-как забинтованный…

- Всем подготовиться! - кричит Семёныч несколько раз, надо же, его слышно…

Семёныч даёт знак Астахову, тот, - грязная тряпка на лице, закопченное лицо, кровь на шее, - спешит с трубой «граника» к повороту коридора.

Резко вывернувшись, он стреляет в коридор. Кажется, заряд бьёт где-то близко, в пол.

Астахов ругается, снаряжая «граник» ещё раз…

- Егор, сосчитал? - спрашивает меня Куцый, и вновь повторяет всем, не дождавшись моего ответа, которого и не могло быть, - Через овраг будем уходить, ребятки! Через овраг!

Я ещё раз смотрю вокруг, начинаю считать, несколько раз сбиваюсь, вычитаю Шею и Язву… Тельмана… Черткова… уехавшего Кизю… Кеша! Где Кеша? На чердаке, Кеша на чердаке. Снова сбиваюсь…

«Сейчас мы отсюда выйдем, и всё кончится! Господи, помилуй, господи! Прости меня, господи! Я больше никогда, никого, никогда!»

Астахов делает ещё один выстрел.

- Пошли! - ревёт Семёныч.

«Надо забежать за Кешой, надо забежать… Он давно не откликается по рации».

- Скворец! Будь со мной! - кричу я. - Надо Кешу забрать с чердака!

Тупой, бестолковой гурьбой бежим по коридору, куда только что влепил два заряда Астахов, зачищая нам путь. Те, что бегут впереди - стреляют…

Посреди коридора сквозная дыра в полу, - первый выстрел Астахова разхерачил, проломил пол.

Дыру обегают, кто-то бросает туда, на первый этаж, гранату.

Заглядывают в комнаты, в нескольких лежат убитые наши пацаны.

- Егор! Погоди! - зовёт меня Скворец. Он забегает в комнату, где я отлёживался прибитый кирпичом. Вбегаю за Саней.