Сокровище Китеж-града

Она ушла, а Всеслав прикрыл окно и уселся на один из мягких диванов, которые стояли вокруг низкого овального стола, инкрустированного разными породами деревьев. В комнате пахло ароматическими смолами, стойкими духами с привкусом горечи.

– Разрешите?

Первым явился инструктор Кутайсов. Вид у потомка знаменитого генерала был довольно помятый, глаза красные. Вероятно, он не спал несколько ночей.

Смирнов решил строить разговор, пока не касаясь прошлой истории с Губановой, чтобы не усугубить и без того сложное положение хозяйки салона. Одно трагическое происшествие еще куда ни шло, но два…

– Вы хорошо знали Лужину? – задал он стандартный вопрос.

Кутайсов пожал плечами.

– Знал… Как все. Она же работала массажисткой в салоне.

– Что вы можете сказать о ней?

– Женщина как женщина. Обыкновенная.

– Ольга Лужина проявляла к вам… симпатию?

Кутайсов зло сверкнул глазами, черными, удлиненными и выпуклыми. В его жилах вполне могла течь турецкая кровь, как у его великого предка.

– Ко мне многие женщины испытывают симпатию, – с вызовом заявил он. – И что с того?

Смирнов проигнорировал выпад инструктора и задал следующий вопрос:

– У Лужиной были враги?

– Понятия не имею. На работе – нет. Во всяком случае, я не замечал, чтобы она с кем-то ссорилась, – с тем же вызовом ответил Кутайсов.

– Какие отношения складывались у массажистки с начальством?

– С Терентием Ефимовичем ровные, а с Варварой Несторовной… По-моему, Ольга ее побаивалась. Она вообще по натуре была робкой.

– Кто, по-вашему, мог настолько ненавидеть Лужину, чтобы решиться на убийство?

– Ненавидеть? – удивился инструктор. – При чем тут ненависть? Ольга могла мешать кому-нибудь… Впрочем, вы правы. Ревнивая женщина могла убить из ненависти.

– А мужчина?

Кутайсов задумался. Он нервно покусывал красиво очерченные полные губы.

– Вероятно, тоже, но… Ольга была неприметная, я бы сказал… невзрачная. Вряд ли она имела успех у мужчин, так что мотив ревности я бы не рассматривал. Кто тут мог ее приревновать? К кому? И потом, разве в наше время убивают из ревности? Это уж африканские страсти какие-то!

– Вы же сами сказали, что…

– Я предполагаю, а не утверждаю, – перебил его инструктор. – Это разные вещи.

– Допустим, – согласился Всеслав. – А где вы находились в момент убийства?

Кутайсов зло прищурился.

– Подлавливаете? – криво усмехнулся он. – Напрасно! Я не знаю, когда именно убили Лужину. Я наблюдал за фейерверком со стороны, стоя у забора. А когда заметил неладное и подошел, Ольга уже была мертва. Сначала я подумал, что она просто потеряла сознание, но потом все понял.

– Кто может подтвердить ваши слова?

Инструктор развел руками:

– Извините, не догадался обзавестись свидетелями! Может быть, меня кто-то видел, а может, и нет. А вы что, думаете, это я убил Ольгу? С какой стати? Милиция арестовала Мозгового, значит, у них есть основания. Хотя… у Ольги и Саши были довольно теплые отношения: она помогала ему ухаживать за цветами, они частенько болтали.

– Садовника скоро отпустят, если уже не отпустили, – сказал Смирнов, внимательно наблюдая за реакцией Аркадия.

Но тот или хорошо держал себя в руках, или его сей факт в самом деле не интересовал.

– Да? – равнодушно бросил он. – Тем лучше.

Сыщик решил сменить тему.

– Почему вы ушли в разгар праздника, заперлись и пили в одиночестве? Вам что-то не понравилось?

Кутайсов вспыхнул. Из его глаз полетели искры.

– Какая разница? – завопил он, подскакивая от возмущения. – Это к делу не относится! Я не обязан перед вами отчитываться за каждый свой шаг! Вы, насколько я понял, расследуете убийство Лужиной? Вот и занимайтесь этим! Я ответил на все ваши дурацкие вопросы и не намерен продолжать бессмысленный разговор.

– Можете идти, – ледяным тоном произнес Всеслав. – Я вас не задерживаю.

Кутайсов не ожидал, что его сразу отпустят, и растерялся. Но делать было нечего. Он сердито засопел, поднялся с дивана и вышел, хлопнув перегородкой.

Сделанная на деликатный японский манер, она не была рассчитана на подобное грубое проявление эмоций и жалобно скрипнула.

Следующим вошел администратор Скоков. Он шумно вздыхал, ерзал, поправлял галстук, старательно отвечая на вопросы Всеслава. Каждый свой ответ Терентий Ефимович обдумывал и только потом начинал говорить – обстоятельно и напыщенно, как на театральной сцене. Ничего нового к словам инструктора он не добавил.