Алмазный эндшпиль

– Идите к черту, Верман! – Антон рассердился не на шутку. – Для чего вам понадобился этот спектакль? Хотели убедиться в своей способности вызывать сочувствие?

Моня с серьезным видом покачал головой, но в глазах у него играли плутовские огоньки.

– Хотел убедиться, есть ли у вас что-нибудь здесь, мой мальчик.

Верман быстро приложил руку к его груди, слева. В следующую секунду Антон отшатнулся с негодованием, и рука Мони осталась в воздухе.

– И я таки думаю, что еще что-то осталось.

Он с легкостью подхватил чемодан и молодцеватой походкой двинулся к окошкам таможни.

Вернулся Моня через три дня. За это время в салоне извелись все, кроме Антона. Белов умел ждать, и к тому же в глубине души был убежден, что с Верманом ничего дурного не случится.

Но когда ранним утром щегольски одетый Моня с кейсом в руке вошел в салон, Антон обрадовался. И сам удивился своей радости. За дядей тащился долговязый Яша, встречавший его в аэропорту, ныл, что утренние рейсы – это издевательство над растущим организмом и предлагал немедленно устроить выходной день.

– Ша, Яков! Держите себя в руках, – приструнил его Сема. Он обнял друга, но тут же отстранился и окинул его испытующим взглядом.

– Сема, вы смотрите не на то, – ухмыльнулся Верман. – Хотите полюбоваться, что я привез? Яша, не стой столбом – проверь, закрыты ли двери.

Все сгрудились вокруг стола. Моня открыл кейс, порылся в нем и выложил на стол продолговатую коробочку. В таких коробочках продаются качественные перьевые ручки в отделах канцелярских принадлежностей.

Но когда Моня Верман открыл ее, внутри оказалась вовсе не ручка. В маленьких углублениях, по шесть в каждом ряду, лежали бриллианты.

Яша громко вздохнул. Он навис, как жираф, над Антоном, перегнулся через его плечо и восхищенно взирал на камешки в ямках.

– Что ты вздыхаешь, Яков? – укорил его Верман. – Ты же наследник нашего ювелирного дела, должен понимать немного в этих вещах. Дворкин, вы здесь?

Сема уже ждал с инструментами наготове. Он уселся за вермановский стол и по очереди изучил каждый из камней. Остальные застыли в почтительном молчании.

Отложив последний бриллиант, Сема вынес вердикт. Вердикт звучал кратко:

– Плохо.

– Что, совсем плохо? – не поверил Яша. – Дядя Сема, дайте я!..

Но, посмотрев, быстро приуныл и признал правоту дяди. Да, бриллианты не стоили и половины той суммы, которую отдал за них Аман Купцов руками Мони Вермана.

– Чистота – на си два по их заграничной шкале, – сокрушенно покачал головой Дворкин. – Поверхностных дефектов нет, но внутри – сплошные включения. В основном, трещины… Вот здесь несколько точек. Если по нашей шкале, то уверенная восьмерочка. М-да, камешки не очень. Структурных микротрещин много. Некоторые даже без лупы видны. Куда это годится?

– Я думаю, они бразильские, – подал голос Верман. – Помните, Сема, пару лет назад шли похожие камешки, один за другим?

– Может быть, может быть, – согласился тот. – Но нам с этого знания ни горячо, ни холодно. Яша, голубчик, надо увезти их в банк. Неровен час, кто-нибудь вздумает ограбить двух бедных ювелиров, и будет совсем не смешно.

Верман не сообщил Аману Купцову о своем возвращении, и все отлично понимали, по какой причине. Возвращение означало, что бриллианты без лишних проволочек отправятся к медиа-магнату Коржаку, и к цепочке, придуманной Хрящевским, присоединится последнее звено.

Теперь с часу на час они ожидали приезда человека, от которого зависел успех их «операции».

И это случилось.

Во вторник Антона и Майю встретил подпрыгивающий от возбуждения Верман.

– Он звонил! – торопливо сообщил Моня. – Звонил, вы можете себе представить?! Он уже здесь!

Ювелир схватил Белова за руку и потащил за собой в кабинет. Захлопнул дверь, едва не пришибив бедного Дворкина, а на сунувшегося следом Яшу грозно цыкнул.

– Генрих, Генрих Краузе, – горячо шептал Моня, точно заклиная какого-то демона. – Краузе, слышите? Слышите?!

– Мальчик мой, дайте ему успокоительного или по лысине, – невозмутимо посоветовал Дворкин. – Я жалею всем сердцем, но не вижу другой возможности привести этого шлимазла в чувство.

Моня остановился и с достоинством вскинул голову: маленький полководец перед битвой.

– Лысина, Сема, это у вас. А у меня – проталина ума! И мой ум подсказывает мне, что близок миг решительных действий.

Антон опустился в свое кресло, стараясь оставаться спокойным.