Бессонница

Ральф просунул в окошко стеклянной кабины руку и успел ухватить женщину за запястье. Он испытал болезненное, но весьма отчетливое ощущение, когда оранжевые крючки прошли сквозь его плоть, не найдя, за что бы им там зацепиться. Ральф слегка сдавил ее руку и почувствовал, как небольшой заряд силы — не больше пульки, если бы только ее можно было видеть, — перешел от него к женщине. Внезапно официозно-оранжевая аура вокруг ее левой руки и бока превратилась в бледно-бирюзовую, как и аура Ральфа. Женщина, охнув, дернулась вперед, словно ей за шиворот сыпнули пригоршню льда.

— Плевать на компьютер. Дайте мне два пропуска, пожалуйста. И немедленно.

— Да, сэр, — моментально ответила женщина, и Ральф отпустил ее руку.

Бирюзовое сияние вокруг запястья снова стало оранжевым, ее собственный цвет медленно сползал с плеча к запястью.

«Но я могу всю ее превратить в голубую, — подумал Ральф. — Покорить полностью».

Внезапно он вспомнил Эда, цитирующего Евангелие от Матфея:

«Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался…» <Евангелие от Матфея, гл.2, ст. 16.>, — и волна стыда и страха окатила его. Снова появилась мысль о вампиризме. В памяти всплыла строка из известной комедии Пого: «Мы встретили врага; он — это мы сами». Да, он все что угодно мог сотворить с этим оранжевым хамством; его батарейки заряжены на полную катушку. Единственная проблема заключалась в том, что электролит в этих батарейках — как и в Луизиных — был украденным.

Появившаяся из ящика стола рука женщины сжимала два розовых значка с надписью:

«ИНТЕНСИВНАЯ ТЕРАПИЯ/ПОСЕТИТЕЛЬ».

— Возьмите, сэр, — мило прощебетала женщина, в ее голосе и намека не осталось на недовольство, с которым она вцепилась в Ральфа поначалу. — Извините, что вам пришлось ждать. Спасибо.

— Это вам спасибо, — ответил Ральф. Он принял значки и взял Луизу за руку. — Пойдем, дорогая. Нам следует…

— Ральф, что ты с ней СДЕЛАЛ?

— Ничего, кажется, с ней все в порядке.

— … Подняться в палату, пока еще не слишком поздно.

Луиза оглянулась на женщину в кабине. Та общалась со следующими посетителями, но делала все медленно, будто ее только что посетило некое удивительное откровение, и ей необходимо подумать. Голубое сияние теперь виднелось лишь на кончиках пальцев, да и то вскоре исчезло.

Луиза посмотрела на Ральфа и улыбнулась:

— Да, с НЕЙ все в порядке. Так что перестань заниматься самобичеванием.

— Разве я занимаюсь именно этим?

—Мы снова общаемся иначе, Ральф.

— Знаю.

— Да?

— Все так удивительно.

— Согласен.

Ральф попытался скрыть от Луизы некоторые из своих мыслей: когда придет срок расплаты за это удивительное, цена окажется непомерной.

4

— Прекрати пялиться на этого ребенка, Ральф. Мамаша и так уже нервничает.

Ральф взглянул на женщину, в чьих объятиях спал младенец, и понял, что Луиза права… Но трудно было не смотреть. Ребенок, вряд ли старше трех месяцев, лежал в капсуле бешено кружащейся желто-серой ауры. Мощные, но невероятно беспокойные молнии вращались вокруг немощного тельца со скоростью атмосферы, окружающей газовых гигантов — скажем, планету Юпитер или Сатурн.

— Господи, Луиза, у него поврежден мозг. — Да. Мать говорит, что он попал в автокатастрофу.

— Говорит? Ты с ней беседовала?

— Нет. Но…

— Не понимаю.

— Как и я.

Просторный больничный лифт медленно поднимался вверх.

Находящиеся внутри — искалеченные, хромые и несколько здоровых людей, стыдящихся своего здоровья, — не разговаривали, отводя взгляды, уставившись либо на указатель этажей, либо разглядывая свою обувь. Единственным исключением была женщина с грудным ребенком. Она настороженно смотрела на Ральфа, словно ожидая, что в любой момент тот может наброситься на нее и вырвать младенца из рук.

"И дело не только в том, что я смотрел на нее, — подумал Ральф. — Мне так не кажется. Она чувствует, что я думаю о ее ребенке.

Чувствует… Ощущает меня… Слышит меня… Каким-то непостижимым образом".

Лифт остановился на втором этаже, створки со скрипом разошлись в стороны. Мать с младенцем на руках повернулась к Ральфу.

Ребенок пошевелился, предоставив на обозрение Ральфу свой нимб. На тоненьком черепе виднелась глубокая вмятина. По всей длине ее шел красный рубец. Ральфу это напоминало отравленный ручеек, текущий по дну канавы. Уродливая, желто-серая смесь ауры, окружающей ребенка, изливалась из рубца, как пар из разлома земной коры. «Веревочка» младенца была того же цвета, что и аура, однако, в отличие от других «веревочек», виденных Ральфом у детей, внешне казалась здоровой, но короткой, уродливой, не длиннее обрывка.