Том 6. Третий лишний

— Вероятно, капитан Хаустов не будет вздыхать, — ответил Маслов. — Хотя его трудно назвать злым.

— Вы меня не так поняли, мистер Маслов! Я говорю вообще о судьбе репортера на затянувшемся судебном процессе. Где-то на восемьдесят третьей корреспонденции бедняга начинает все чаще задумываться: а действительно ли публика еще интересуется марафонским делом? И от страха перед заскучавшей публикой репортер начинает подпускать в репортажи всякую клубничку…

— В нашем случае вы с нее начинали, не правда ли?

— Мы печатали рискованные заявления официальных лиц, но воздерживались от собственных комментариев, мистер Маслов! А вообще этот процесс для нас явился феноменом! Вы видите, что у публики не замечается никакой усталости от процесса? Не правда ли? Мой коллега Барри Броудфут говорит, что за двадцать два года различных расследований убийств, судов и допросов он никогда еще не сталкивался с таким постоянным и глубоким интересом со стороны общества. Повсюду, куда бы он ни шел в городе, из него выжимают сведения: «Что вы узнали еще о расследовании?», «Кто прав?», «Кто выиграет дело?», «Кому, вы думаете, достанется?» Его останавливают на улицах и в ресторане, мистер Маслов! Ему звонят домой по ночам и спрашивают его мнение, да-да, по ночам! И незнакомцы! Конечно, везде есть циники и циничная пресса. Пусть простит меня Бог, но «Торонто глоуб» и «Мэйл» — это циничные газетки: они дают свои безграмотные комментарии, вместо того чтобы давать факты. Они сделали на этой трагедии хорошую игру, пусть простит их Всевышний! Даже какой-то репортер французского радио неожиданно появился на сцене в роли дающего какие-то показания…

— Скажите, пожалуйста, мистер Фотеригэм, как относятся юристы, специализирующиеся в морском праве, к такому широкому интересу публики и неспециалистов к сложному и специфическому с технической стороны делу?

— Они поражены!

— Чем вы сами объясняете такой интерес? Тем, что в дело вовлечены мы, русские?

— Конечно, мистер Маслов, вы-то убеждены именно в таком объяснении, но я не согласен! Да-да, не согласен! Знаете, здесь, в приморском городе, каждый читатель воображает себя моряком и экспертом в мореплавании. И не только воображает, черт возьми! Они и кое-что понимают! И знаете, что выходит по предварительному голосованию тех, кто пристает к Броудфуту?

— Конечно, не знаю, мистер Фотеригэм.

— По предварительному голосованию тех, кто по ночам звонит к коллеге Броудфуту, — здесь толстяк Фотеригэм перешел на шепот, — наш паром виновен больше!

— А что думает сам Броудфут? — этак невинно интересуется Маслов.

— Как хороший репортер, он держит свое мнение при себе. Вы от меня ничего не услышите, кроме того, что я неплохо знаю двух нервных кабинет-министров, которые были слишком голословны в своих суждениях о столкновении в проливе Актив-Пасс, когда совали эти суждения в газетные передовицы. Сегодня мои друзья, несомненно, жалеют, что сделали это…

6

Времена морского братства прошли вместе с необходимостью длительных совместных физических усилий в борьбе со стихией. Особенное чувство единения возникало на палубах, мачтах и мостиках тогда, когда спасение завоевывалось в опасной, даже отчаянной работе при соприкосновении локтями в прямом смысле этого слова. Физический контакт человеческих организмов, маленькой кучки человеческих организмов, отъединенной от остального человечества водой, льдом, огнем или иной чертовщиной.

Сантьяго Хеновес, профессор университета в Мехико, участник плаваний на «Ра» вместе с Ю. Сенкевичем, изучал на собственной шкуре особые ощущения, возникающие у членов изолированной группы людей в Атлантике.

Вот его выводы:

1. Совместный (тяжкий) труд — более надежный способ узнать друг друга, нежели словесное общение.

2. Культурный уровень во взаимоотношениях людей значит много больше, чем лингвистические, национальные, политические, религиозные и другие различия.

3. Расовые, национальные и прочие биологические отличия в их экспедициях не имели никакого значения.

4. Не возникало никаких конфликтных ситуаций из-за разницы в возрасте (он колебался от 29 до 57 лет).

Когда люди глубоко узнают друг друга, когда суровые обстоятельства заставляют их сбросить привычную маску, которую они носят в обычной жизни, то такой непосредственный, тесный контакт между людьми ведет порой к конфликтам. Но зато между этими людьми устанавливаются особые, нерасторжимые связи, вроде тех, что существовали между членами человеческих сообществ в далекие времена напряженной борьбы за жизнь. Подобного вида связи, распадающиеся и исчезающие в наше время, стоят того, чтобы ради них пойти на почти невыносимые испытания.