Том 6. Третий лишний

• …И дева-царевна решилась:
• На спину села быка, не зная, кого попирает,
• Бог же помалу с земли и с песчаного берега сходит
• И уж лукавой ногой наступает на ближние волны…

Интонация Овидия здесь, мне кажется, такая игриво-жуткая, как у Толстого, когда он признался, что, только прыгнув в гроб, из щелки под гробовой крышкой шепнет миру все, что он на самом деле думает о женщинах, и тогда уж захлопнется навсегда.

Картина Серова считается неудачной. Сам Стасов, благожелательный и, по наблюдению деликатнейшего Чехова, «способный пьянеть даже от помоев», ругал и драл художника за «Похищение».

Но мне нравится шелковистая и мощная шея быка, мощный кильватерный бурун, дельфины-эскорт, рыжее с сизым и даже царская дочка, хотя Серов мог бы приподнять ей юбчонку и повыше — чтобы царевна ее не замочила.

Наступило время, когда мы начали особенно чувствовать обаяние животных. Зевс знал о таких наших склонностях еще на заре человечества. А Серов написал бычью обаятельность и даже соблазнительность замечательно.

И еще связано с этой картиной у меня детское, давнее. Бабушка часто рассказывала о петухе-дураке, который радостно орал «поехали с орехами» в предвкушении интересной туристической поездки, когда лиса потащила его в зубах на обед лисятам из курятника. И когда я в детстве смотрел на «Похищение», то всегда всплывало «поехали с орехами».

Почему-то принято брать эпиграфом только словесные сгустки чужой мудрости и чужого вдохновения, а мне, например, хотелось бы взять картину… Но вот — «не выпендривайтесь, не положено, не выкаблучивайтесь!» А почему, собственно? Что, в музыкальной фразе или в картине меньше, нежели в словесной оболочке, мудрости и вдохновения? Ответ один: никто никогда не употреблял живописных эпиграфов. И точка…

Не в этой точке дело! Не обманывай себя! Просто — начинать с цитат так же плохо, как и с эпиграфов. Это от слабости!

Романтику моря и колдовство далеких стран мир получил из мозолистых рук людей, которые умели грести. Только профессионалы способны были зарабатывать на жизнь каторжным морским трудом. Они любили жизнь. И знали, что, если любишь ее, надо уметь грести и сутки, и двое, и трое.

Это и Магеллана и древнего дикаря касается.

Настоящие моряки всегда смотрели и смотрят на море как на труд и заработок, хотя любопытство и фантазия тоже существуют в них. Но это разные — даже не параллельные — штуки…

На могиле первого русского плавателя вокруг света, флота капитана 1 ранга и кавалера Юрия Лисянского выбита эпитафия. Он сочинил ее себе сам:

• Прохожiй не тужи о томъ кто кинул якорь здесь
• Он взял съ собою паруса под коими
• Взлетит въ предел небес.

Даже на тот свет забрал паруса! Конечно, — и романтик!

Норман Мейлер: «Может быть, талант Хемингуэя состоял и в том, что он умел путешествовать, сохраняя желудок в норме?»

Это о человеке, который сказал: «Ну о чем писали и пишут все писатели мира? Можно сосчитать по пальцам — любовь, смерть, труд, борьба. Все остальное сюда входит. Даже море…» О человеке, который задумал серию книг с названиями: «Море в молодости», «Вдали от моря», «Море в жизни». И этого человека никто не назвал подозрительным словом «маринист»! Хотя он в Нобелевской речи заявил: «Океан заслуживает, чтобы о нем писали так же, как о человеке…»

03 марта 1982 года

Сейчас вернулся с похорон погибших на «Механике Тарасове».

Несколько слов о заграничном похоронном бизнесе. Тела привезли в Ленинград из Канады самолетом, 28 человек. Согласно международным правилам, трупы транспортируются в специальных воздухонепроницаемых гробах. Так как заказчиком выступал Советский Союз, то канадские похоронные фирмы упаковали наших покойников в самые дорогие двойные гробы. Внутренний гроб металлический, в который впаяно стекло. Под этим стеклом человека видно до пояса. Этот гроб вставляется внутрь деревянного. А деревянный имеет верхнюю крышку на петлях. Если эту крышку откинуть, вы увидите под стеклом покойного. Похоронный сервис за границей включает в себя и тщательный грим покойного.

Я, привыкший видеть утопленников обычно в скрюченном состоянии, в кровоподтеках, в соляре и мазуте, был потрясен на гражданской панихиде во Дворце моряков зрелищем этих нарумяненных, молодых, совершенно живых лиц. Да еще забыл, что среди погибших есть женщины. И когда подошел к первой из них и увидел под стеклом девичье лицо, и мать-старуху, которая билась в это стекло, то почувствовал себя плохо, обходить дальше гробы не стал и уехал домой.