Ангел-хранитель

Когда Лобановы сложили все сведения, собранные за последние дни, у них сомнений не осталось: их приемная дочь – княжна Берестова. И Анна дрогнувшим голосом спросила у мужа то, что должна была спросить:

– Что же будем делать, Вася? Может, заявим в полицию?

Он улыбнулся печально, покачал головой:

– Я каждый день об этом думаю. Но, Аннушка, чего мы добьемся? Скорее всего – шишек на свою голову, если не хуже. И даже неоспоримое доказательство – родимое пятно – опытные адвокаты смогут объяснить случайным совпадением. Нужно нам это? А девочке? Не окажется ли ее жизнь под угрозой?

Анна подошла к ширме над дверным проемом, заглянула в соседнюю комнату, где кормили девочку. Оглянулась с сияющими глазами:

– Нет! Ничего не нужно! Это наша дочь!

Василий Николаевич тоже подошел, обнял жену, глянул через ее плечо в комнату:

– Наша… А все угрозы от нее мы отведем…

15

Лобановы спешно уезжали. Куда – об этом старались говорить как можно меньше. Объясняли свой отъезд просто: пусть их дочь не знает о том, что она им не родная. Останься они здесь – непременно кто-то проговорится, ребенок услышит… А на новом месте никто не будет знать, что девочка – приемная.

Люди понимали их, соглашались: да, это верное решение. Об истинной причине знали только Лобановы.

– Пока Коробовы знают, у кого растет девочка, над ней висит дамоклов меч. Если уедем отсюда – они не станут нас искать. Во-первых, придется объяснять: зачем? А это для них опасно. А главное: коль нет ребенка в поле зрения – то словно бы и совсем нет. Это психология.

– А помнишь, Вася, когда служанка принесла нам девочку, она сказала что-то вроде: «Наказано было отдать в приют, а я решила отдать хорошим людям».

– Помню, Анечка… – Василий Николаевич задумчиво покачал головой. – Я думал об этом. Возможно, она и в самом деле ослушалась наказа – пожалела ребенка. В этом случае она, конечно, хозяевам своим правду не сказала.

– Значит, Коробовы могут и не знать, что Аленушка у нас?

– Могут и не знать… И даже никогда не узнать, если служанка станет молчать. А если нет?

– Ты совершенно прав, дорогой. Коль мы наверняка ничего не знаем, надо уезжать. Главное теперь – ее безопасность.

Анна держала дочь на руках. Василий наклонился, щелкнул пальцами. И девочка улыбнулась ему во весь свой беззубый ротик.

Документы на удочерение девочки были уже все оформлены. Малышка была записана Еленой Васильевной Лобановой. Над именем думали не долго. Анна предложила:

– Пусть она носит имя своей матери. Это будет справедливо.

– Тем более что это очень красивое имя, – согласился Василий Николаевич. – Елена… Алена… Аленушка…

Так отец и звал ее всю жизнь: Алена, Аленушка.

Уехали Лобановы недалеко – в Рязань. Во-первых, это были родные места Василия. И потом, он не хотел удаляться от Москвы, где можно было всегда узнать о Берестовых и Коробовых. Василий Николаевич прекрасно знал: владение информацией делает человека защищенным. С собой Лобановы привезли новую няню для Аленки – юное существо, которое можно было бы назвать девушкой, если бы не застывшее, почти не меняющееся выражение лица да взгляд – отрешенный, неживой… Василий Николаевич нашел ее в Серпухове, на соляных складах. Звали девушку Глашей. Он пришел взглянуть на нее, движимый странным чувством: что-то неудержимо толкало посмотреть на женщину, чей ребенок похоронен под именем его дочери. И он увидел ее, похожую не на живого человека, а на привидение: обсыпанная белой соляной пылью, худенькая, бледная, с огромными неподвижными и странными глазами. У Лобанова заболело сердце. И он вдруг подумал, что с этой женщиной-девочкой странным образом связаны судьбы и его, и жены, и их ребенка. Он сразу же принял решение. Отозвал Глашу и сказал ей: у него маленькая дочь, ей нужна няня.

– У меня нет молока, – ровно и тихо произнесла женщина.

– Нет, детка, ты не поняла, – ласково ответил Лобанов. – Мне не кормилица нужна, а няня. Я знаю, что у тебя умерло дитя. А моя дочь тоже сиротка, мы ее удочерили. И кажется мне, что ты будешь хорошей няней.

Глаша наконец подняла на него глаза. Было в них что-то очень странное, но Василий Николаевич сразу понял, что она пойдет к ним. Так что в Рязань с ними уехала эта молодая няня. А вскоре Лобанов узнал и тайну ее странной отрешенности. Через месяц, привыкнув к ним, полюбив Алену и своих новых хозяев, Глаша рассказала Василию Николаевичу обо всей своей жизни – такой еще короткой, но в которой уже было все: и большая любовь, и счастье, и настоящая трагедия, и ощущение тупика, конца, и вновь возрождение… Рассказала она, ничего не тая, и о последних событиях. Даже рассказывать о них девушке было страшно оттого, что она не понимала смысла происходящего. Ветреный хмурый день, пустынная дорога на кладбище, телега, увозящая корзину с мертвым телом только что родившейся девочки. И – женщина, берущая эту корзину, бегущая через посадку к экипажу с гербом. Помнит ли Глаша этот герб? На всю жизнь запомнила! Две узкие островерхие башни по краям, вверху между ними скрещенные мечи, а под ними – круторогий олень, высекающий искры поднятой ногой. Красивый герб…