Дело гастронома № 1

Боков довольно кивнул и распорядился:

– Очень хорошо! Возьмешь с собой!

Капустин предпринял последнюю попытку остановить запущенный механизм.

– А может, все-таки оставить ее под домашним арестом? – робко, без особой надежды спросил он.

Боков отпарировал сразу же:

– Ага! А тебя в охранники!

Все так и грохнули от смеха. Видя, что Капустин покраснел и обиделся, Боков приказал:

– Ладно, хватит ржать! Машина у подъезда! Все на выезд, живо!

Когда Ширшов и Павлов вышли из отдела, Капустин подошел к Бокову.

– Товарищ майор, можно я не поеду на задержание?.. Сами понимаете, такое дело…

Боков раздраженно взглянул на него, и Капустин осекся, опустил голову. Но еще через секунду поднял ее и с вызовом взглянул прямо в глаза начальнику. Тот вздохнул, удрученно покачал головой:

– Ты чего это? Никак влюбился?

– Она хорошая девчонка! И у нас… как-то все сошлось… – Он развел руками.

Боков понял. Он не любил многословия.

– Ладно! Мы и втроем обойдемся! Рапорт только закончи!

Капустин грустно кивнул. Боков нахмурился и вышел из комнаты. Капустин вздохнул, уселся за стол, какое-то время смотрел на бумаги, потом отвернулся и уставился в окно.

Аримин сидел на корточках у стены. Потом поднялся, прошелся по камере, потрогал стены. Даже в страшном сне он и представить не мог, что когда-нибудь попадет в камеру Лефортовской тюрьмы. Почему-то вспомнился анекдот, который рассказывал его персональный водитель, когда они однажды проезжали мимо этой кагэбэшной тюрьмы по дороге к Немецкому кладбищу, где у Аримина были похоронены родители. Впрочем, если разобраться, анекдот вспомнился не случайно. Во-первых, потому, что фамилия его водителя была Рабинович, как и у героя анекдота, а во-вторых, жил водитель, по иронии судьбы, как раз недалеко от Лефортовской тюрьмы.

«– Вы помните Рабиновича, который жил напротив тюрьмы?

– Да, а что?

– Так теперь он живет ровно напротив своего дома».

Аримину показалось, что он слышит здесь, в камере, веселый голос своего водителя из прошлой такой чудесной жизни, и он ужаснулся. Затем его начало трясти, он уперся руками в стенку, вжался в нее лбом и истерически расхохотался.

Открылся «глазок». В маленькой круглой дыре мелькнул глаз надзирателя. Он внимательно несколько секунд смотрел на узника. «Глазок» закрылся. Аримин даже не повернул головы. Когда шаги в коридоре стихли, он вдруг залез рукой в рот, расшатал зуб, вырвал его. Красная струйка крови поползла по подбородку. На ладонь выпала крохотная ампула. Аримин взглянул на нее. Лицо у него посерело, на лбу выступили мелкие капельки пота. Аримин сполз по стене, сел на каменный пол. Переложил ампулу в карман. Закрыл лицо руками и беззвучно зарыдал.

Култаков, стоя навытяжку, говорил с Андроповым по телефону:

– Все прошло успешно, взяли с поличным, так что теперь Аримину не отвертеться! Кроме того, мы взяли и соучастников его преступных деяний, они уже дают показания!.. Обязательно доведем до конца!.. Я думаю, заговорит! Когда его брали, чуть в штаны не наложил!.. Трусоват! Всех сдаст!.. Спасибо!.. Служу Советскому Союзу!

С торжественным видом произнес он и еще несколько секунд слушал молча. После чего не выдержал и опустился на стул. Заглянул Красавин, но Култаков резко поднялся, замахал на него рукой, чтоб тот уходил. Красавин исчез.

– Да, всех отметим!.. Поименно! Я представлю рапорт!.. Есть, до связи!..

Он положил трубку, с довольным и важным видом смотрел на нее пару секунд, затем шумно выдохнул. Лицо у генерала посветлело, он заулыбался, потом стукнул ладонью по столу и неожиданно, отчаянно фальшивя, пропел две фразы из романса «Гори, гори, моя звезда». Резко зазвонил телефон. Култаков снял трубку.

– Генерал Култаков слушает!..

Несколько секунд он слушал, и радостное настроение тут же испарилось.

– Как это мертв Аримин?! Вы что несете?! Что вообще происходит?! – подскочив в кресле и побагровев от гнева, выкрикнул он.

Часть II

Карфаген должен быть разрушен

1

Брежнев с увеличительным стеклом рассматривал фотографии, разложенные перед ним на столе и сделанные на огороде Аримина: на краю ямы бидон, только что выкопанный из земли, тугие пачки долларов в целлофановых пакетах, разложенные на газете, мрачный Аримин перед выпотрошенным бидоном, испуганно-растерянные лица соседей, приглашенных в качестве понятых. Отдельно снятые крупно сотенные долларовые купюры. Последние особенно заинтересовали Брежнева, и Генсек долго их разглядывал. Напротив сидел Андропов.