– Почему по другой? – удивился Ширшов, но, взглянув на Бокова, вдруг встревожился.
– Подумай! Не люблю, когда мне лгут! – холодно бросил майор и умолк, глядя в окно.
Ширшов сжал руль и посерел лицом. На его лбу заблестели бисеринки пота. Несколько секунд оба молчали.
– Мальчонка обо всем растрепал? – не выдержав, спросил у майора Ширшов.
Боков кивнул. Ширшов задергал желваками, съехал на обочину, остановился, поморщился. Тяжело вздохнул.
– Сам не ожидал, что так все получится! Мечта о своей машине завелась лет пять назад! Пригадывал, приценивался! – он шумно вздохнул. – А тут вдруг все сошлось! Как говорят, разум помутился! И я всей рожей об асфальт!
Боков молчал.
– И что теперь со мной? По всей строгости закона?
Боков помедлил еще, потом заговорил:
– У тебя, капитан, целый букет провинностей: превышение служебных полномочий, использование служебного положения в корыстных целях, давление на виновного с целью вымогательства взятки, так что лет на шесть можешь загреметь при всех смягчающих! – перечислив все статьи, Боков поморщился. – Плюс лишение офицерского звания, всех наград и конфискация имущества!
Ширшов задергал желваками, уронил голову на руль.
– Жаль, ребенка не увижу, – он смотрел в одну точку. – Теща заставит жену развестись со мной.
И он глухо застонал. Боков молчал.
Беркутов открыл дверь кабинета начальника Мосторговли Старшинова, заглянул. Начальник уже сидел за своим столом, без пиджака, в широких подтяжках. Старшинов его заметил, замахал рукой. Беркутов вошел, присел за стол. Старшинов нажал кнопку селектора.
– Ирусь, чайку нам не организуешь?! И пирожками угости Георгия Константиновича!
– А как же! И года не пройдет!
Старшинов рассмеялся ее шутке и тут же отключился, с грустью взглянул на Беркутова. Директор гастронома сидел напряженный.
– Там все все знают!
Он хмуро ткнул в потолок.
– Но счет пока все не в нашу пользу! У Аримина нашли пятьдесят пять тысяч долларов в молочном бидоне! Брежнев был возмущен! И когда только наш пострел успел столько намолотить?! Н-да, ловок наш сахарный оказался! А они, как видишь, не спят, крутятся! И батю обговняли! Мол, Аримин миллион ему преподнес на тарелочке с золотой каемочкой! Н-да! Ты-то сам веришь этому?
Беркутов пожал плечами, протянул заявление.
– Может быть, пора?
Старшинов пробежал глазами заявление Беркутова об уходе, нахмурился, положил перед собой, задумался.
Двое оперов-криминалистов в рабочих костюмах, в каких обычно ходили телефонисты, открыли отмычкой входную дверь, вошли в квартиру Беркутова, прислушались. Но все было тихо. Старший сделал предупреждающий знак молодому, сам прошелся по квартире, заглянул в гостиную, в спальню, в кабинет, в комнату Веры, вернулся в прихожую. Не произнося ни звука, старший указал молодому на кабинет, сам же направился в гостиную. Оба молча начали работать: развинчивать телефоны, чтобы поставить туда «жучки». Молодой оперативник, ставя «жучок» в кабинете, искоса поглядывал на фотографии в рамочках, висевшие на стене. На одной из них молодой Беркутов с погонами старшего сержанта и с орденом Красной Звезды на гимнастерке был запечатлен с другом, капитаном. На другой Беркутов стоял с новорожденной дочерью и с женой на ступеньках роддома. На третьей он гордо позировал рядом с Гришиным и Старшиновым в фойе Кремлевского Дворца съездов. На четвертой – Беркутов с космонавтом Егоровым. Молодой не успел еще поставить «жучок», как зашел старший и сразу же уставился на фотографии. Уважительно качнул головой. Молодой оперативник завинтил телефон. Старший ткнул указательным пальцем на мелкий мусор, оставшийся на стекле, которое покрывало стол. Молодой тотчас вытащил губку и старательно вытер стекло. Старший посмотрел на часы, кивнул головой в сторону прихожей. Оба двинулись туда. Прежде чем выйти, старший взглянул в «глазок» двери. Никого не обнаружив на лестничной площадке, он кивнул напарнику. Щелкнул замок двери, и оба вышли.
Николай Иванович Старшинов неожиданно достал пачку папирос «Герцеговина Флор» и закурил. Это удивило Беркутова, но он и вида не подал. На столе стоял чай в подстаканниках с барельефом Сталина, вазочка с пирожками, печенье и конфеты. Перед Старшиновым на столе по-прежнему лежало заявление Беркутова.
– Попробуй-ка пирожок, Георгий! Ирка сама печет! Объеденье!
Георгий Константинович кивнул, взял пирожок, стал есть.