Я бросила взгляд на дорогу. Через всю улицу, прямо по плитняку, была протянута гирлянда из атласных ленточек, белых и синих. Очевидно, она заменяла цветы, еще не распустившиеся после зимы.
Под громкие крики и улюлюканье братьев Франческо, смущенно улыбаясь, вышел на середину и потянул за одну-единственную ленточку. Гирлянда внезапно распалась в самом центре, все зааплодировали, а Франческо поспешил оттянуть половинки в разные стороны, чтобы наша карета могла проехать.
Он сделал все довольно ловко; в конце концов, у него было достаточно практики. Я стала его третьей супругой. Первая умерла при родах, вторую унесла лихорадка. Уж кто-кто, а я понимала их желание поскорее покинуть этот свет.
Железные ворота распахнулись. Франческо с братьями выехали верхом на лошадях, а за ними появились два фургона родственников. Моя свадебная карета, в точности как карета моих двух предшественниц, направилась на восток, держа курс на огромный кирпично-оранжевый купол Санта-Мария дель Фьоре. Я снова высунулась из открытого окна, радуясь, что воздух по-прежнему несет прохладу и даже становится все холоднее с каждой минутой. Небо быстро затягивали тяжелые серые облака.
Отец повторил старую пословицу: «Промокшая невеста — счастливая невеста». Считалось, что дождь в день свадьбы приносит удачу.
Наконец мы выкатили на огромную Соборную площадь и остановились. Нужно было подождать, пока Франческо со всем своим семейством войдет первым в баптистерий Сан-Джованни, построенный на месте древнего храма в честь Марса. Именно здесь все добропорядочные флорентийцы принимали крещение во младенчестве и заключали браки, став взрослыми.
Пока мой нареченный с гостями рассаживались внутри, я ждала, как мне казалось, бесконечно долго, борясь с нервами и тошнотой. И как раз в ту секунду, когда я поняла, что мне сейчас станет плохо, подали сигнал, и я была вынуждена взять себя в руки. Дзалумма держала мой шлейф, когда я выходила из кареты. Отец, измученный и взволнованный, взял меня под руку.
Мы вошли вместе с ним в поразительные двери Гиберти. Всю свою жизнь я прожила в этом городе и только однажды переступала порог этого восьмиугольного каменного сооружения. Я шла по мраморным полам, украшенным спиралями и изображениями грифонов, смотрела на золотые стены и не могла оторвать взгляд от золоченого купола и сияющих канделябров.
Перед белым мраморным алтарем стояли священник и Франческо — почтительный и нежный, но не теряющий достоинства.
Я шла к алтарю, чувствуя тяжесть длинного бархатного шлейфа, сияние бриллиантов, мерцание тонкого белого шелка, вытянутого из рукавов. А передо мной переливалась всеми оттенками голубого, красного и оранжевого мозаика с изображением Страшного суда, где грешники, терзаемые дьяволами, мучились в аду.
Отец крепко держал меня за локоть, чересчур крепко, пока не пришла минута отдавать невесту. Вручив меня Франческо, он отступил назад и заплакал.
Последовала бесконечная месса. Я запиналась, произнося известные мне с детства молитвы, слушала проповедь священника и не понимала ни слова. Чем дольше я стояла, тем больше боялась, что потеряю сознание; каждый раз, опускаясь на колени, я была уверена, что уже не смогу подняться.
Наконец прозвучал вопрос священника:
— Согласна ли ты…
От Франческо пахло розмарином. Я взглянула на него, такого обманчиво нежного, и увидела свое несчастливое, холодное будущее. Вырастет мой ребенок, состарится отец, а память о Джулиано совсем померкнет.
— Согласна, — сказала я и сама удивилась, как громко и четко прозвучало это слово. Да, согласна, пока жив отец. А потом мы с моим ребенком сможем убежать.
Принесли кольцо — еще один простой тоненький золотой ободок, слабо сверкнувший при свете свечей. Это кольцо оказалось слишком тесным, но Франческо с силой надел его. Я не позволила себе поморщиться.
Новобрачный сдержанно и робко поцеловал меня. Последовали и другие многочисленные поцелуи малознакомых мне людей.
Я вышла на огромную площадь, шагая рядом с мужем, и глубоко вздохнула. День был серый, в воздухе завис туман. Мягкий, как пар, поднимающийся от воды, он осел на моем лице, но его прикосновение было холодным.
LIV
Потом вся наша процессия вернулась в мой новый дом. На этот раз карета с грохотом миновала открытые кованые ворота и выехала на вымощенную плитками подъездную дорожку, которая повела нас мимо зарослей молодого лавра. Парадные двери невероятной высоты, каких мне еще не приходилось видеть, были украшены затейливой резьбой. Чуть в стороне проходила большая галерея для приема гостей в хорошую погоду. Карета остановилась, Франческо помог мне выйти, а Дзалумма тем временем суетливо возилась с моим длиннющим шлейфом. Вход в дом охраняла пара каменных львов, величественно восседавших на высоких пьедесталах. Мы прошли мимо них, и перед нами как по волшебству распахнулись двери.