48  

А все-таки какой же ты мудак!

Кажется, трясется уже вся улица. Меня заволакивают в двери вертушки, Локхарт вручает штуковину ближайшему наемнику и вопит: «Отвези его в “Призму”!» Затем удаляется со сцены налево. Вертушка карабкается наверх.

И тут гребаная земля вздыбливается, летит вслед и бьет наотмашь.

Я толком не понимаю, что же происходит. Со здания, откуда мы пять минут назад вышли, дождем сыплются стекла. Думаю — землетрясение, но здание разлетается вдребезги, и гигантская штука лезет прямиком из него, протыкает слои цемента и стали, будто сраную бумажку, лезет и лезет вверх — прямо за нами. Мы вверх — она за нами, и все лезет, лезет, не отстает. И вот — обогнала, я вижу бока этой гребаной дурынды, она мчится наверх как древняя лунная ракета из музея, Сатурн-5 какой-нибудь, только она вовсе не сверкает, и не белая, и не со звездно-полосатыми узорчиками. Мля, она черная как уголь и, мать ее, костистая, и слова-то другого не найдешь, точно — костистая вся, будто патронные ленты скрутились с гусеницами от минного тральщика в тугую спираль. И она еще светится изнутри, сияет сквозь расщелины и колодцы раскаленной лавой. Эта штука все лезет и лезет из пробитого здания, все не останавливается, и так быстро, мать твою, клянусь: кажется, не она лезет, а мы падаем. Нам справа по борту отвешивают звонкую оплеуху, и уже сомнений нет: падаем, валимся с гребаных небес, движок мертвее меня, лопасти еще колотят воздух, но крутят их разве что инерция да желание выжить. Пилот не дрейфит, поставил на авторотацию — и оно, наверное, помогло. Когда, крутясь, подскакивает земля и хвостовой винт лопается, как хворостинка, когда вертушка катится, подпрыгивая, меня выбрасывает наружу, причем одним куском. Меня потрясло и отколотило, но — двигаюсь ведь, дышу!

Мля, дышу… ну ты понял, о чем я.

В общем, валяюсь я на спине, глядя на вылезший из-под земли шпиль, на гигантскую башню из перекрученных хребтов и машинерии, и в толк не возьму, как же оно так. Это ж космические пришельцы, правда? Не какие-нибудь там люди-кроты, ну как из комиксов. Ну серьезно, неужто они прям у нас под носом, из-за Марса явившись, под Манхэттен всякую хрень закапывали, и никто их не заметил?

И вот тогда я услышал это…

Мне показалось, что шпиль усиливает, ретранслирует особенный жуткий присвист, какой только цефы и выдают. У основания башни решетки торчат шпили, плавники или ласты, непонятные, но явно сложенные во много раз штуки, а за ними светится что-то вроде спирали домашнего нагревателя, но звук не оттуда. Он сверху. Я пытаюсь встать на ноги, но изображение дрожит и дергается — наверное, еще не выветрился эффект той обессиливающей комбинезон штуковины. Поднимаюсь, но при каждом шаге все прыгает, перед глазами выскакивают иконки ошибок. Из пробитого шпилем здания выскакивает орда наемников, а я оглядываюсь по сторонам, надеясь отыскать базуку, винтовку или хотя бы подходящий камень… Когда же наконец этот гребаный нанокобинезон перезагрузится?

Но «целлюлиты» на меня внимания не обращают. Головы задрали, уставились на гигантский уродливый хер, изнасиловавший землю, пытаются определить, откуда звук. Я вдруг понимаю: он вовсе не от шпиля идет, а с куда большей высоты, от маленькой стайки жуков, падающих с неба. Быстро падают — пара секунд, и уже назвать их жуками язык не поворачивается, теперь они гребаные гигантские стрекозы со светящимися кривыми косами вместо крыльев. Это летучие металлические клинья, проткнутые, перевитые арматурой и трубами, утыканные штуками вроде бетономешалок. В подшибленном утром корабле бетономешалки эти были налиты переваренной человечиной, но, клянусь, цефы их используют не только для того. Спорю на дерьмовую Локхартову жизнь: это десант!

И в самом деле. В десятке метров от земли бетономешалки отваливаются, падают россыпью огромных яиц, и вылупляются из них чудища, вовсе не похожие на свеженьких цыпляток. Топтунов-пехтуру уже видел, гнусные твари, но есть кое-кто и погнуснее, здоровенные угробища — втрое выше человека, ну прям ходячие танки. И не то что у них пушки в руках или к рукам приделаны, сами их руки — пушки, огромные гребаные стволы, прикрученные прямо к телу, калибр — шахта канализации. Шагают — земля трясется.

Снимаю шляпу перед «целлюлитами»: не разбежались, принялись отбиваться, давать сдачи. Не знаю, можно ли назвать это мужеством. Неплохо дрались. Но когда мои суставы наконец задвигались, я оказался среди очередного массового забоя хордовых беспозвоночными, и оставалось мне или ввязаться в драку и сдохнуть вместе с собратьями по биологии, или спрятаться — авось цефы, занятые разнесением в клочья банды наемников, меня не заметят.

  48  
×
×