— В том-то и дело, мосье полковник. Нам остается только один выход.
— Какой же?
— Захватить преступника.
— Если ваши предположения справедливы, это будет не так-то просто. Улики! Дьявольски трудно будет раздобыть улики.
Он помрачнел и задумался.
— Да, с этими случаями, которые нельзя расследовать обычными методами, всегда приходится возиться. Вот если бы нам удалось заполучить револьвер…
— Он, надо полагать, на дне морском. Конечно, если у преступника есть голова на плечах.
— Э! — произнес полковник Уэстон. — Это случается не так уж часто. Каких только глупостей не вытворяют люди! Уму непостижимо. Я говорю не об убийствах, а об обычных уголовных делах. Такая дурость непроходимая, что просто диву даешься.
— Но надо полагать, они не все на одном уровне.
— Да… возможно. Если окажется, что это Вайз, нам под него не подкопаться. Он человек осторожный, дельный; юрист. Вайз себя не выдаст. Вот женщина — другое дело. Десять против одного, что она сделает еще попытку. У женщин нет терпения.
Он встал.
— С завтрашнего утра начнется следствие. Следователь будет работать вместе с нами и постарается все, что возможно, держать в тайне. Нам не нужна сейчас огласка.
Он направился к выходу, но что-то вспомнил и вернулся.
— Вот ведь голова! Забыл именно то, что интереснее всего для вас и о чем сам же хотел с вами посоветоваться.
Он снова сел, вытащил из кармана исписанный клочок бумаги и отдал его Пуаро.
— Мои полисмены нашли это, когда прочесывали участок неподалеку от того места, где все вы любовались фейерверком. По-моему, это единственное, что может хоть в чем-то нам помочь.
Пуаро расправил бумажку. Буквы были крупные и расползались в разные стороны: «…сейчас же нужны деньги. Если не ты… что случится. Предупреждаю тебя».
Пуаро нахмурился. Он два раза перечитал написанное.
— Интересно, — сказал он. — Я могу это взять?
— Конечно. Здесь не осталось отпечатков пальцев. Я буду рад, если это вам как-то пригодится.
Полковник Уэстон снова встал.
— Мне, право же, пора. Так, значит, завтра следствие. Да, кстати, вас не включили в число свидетелей — только капитана Гастингса. Мы не хотим, чтобы газетчики пронюхали о том, что в этом деле участвуете вы.
— Понятно. Между прочим, что слышно о родственниках той несчастной девушки?
— Ее отец и мать сегодня приезжают из Йоркшира. Поезд прибудет около половины шестого. Бедняги! Я им сочувствую от всей души. Завтра они увезут тело.
Он покачал головой.
— Скверная история. Мне она не по душе, мосье Пуаро.
— Кому же она может, быть по душе, мосье полковник? Вы правильно сказали, скверная история.
После его ухода Пуаро снова осмотрел клочок бумаги.
— Важная нить? — спросил я его.
Он пожал плечами.
— Как знать? Немного смахивает на шантаж. У одного из тех, кто вчера вечером был с нами, кто-то весьма бесцеремонно, вымогает деньги. Не исключено, конечно, что это потерял кто-то из незнакомых.
Он принялся рассматривать записку в маленькую лупу.
— Вам не кажется, Гастингс, что вы уже где-то видели этот почерк?
— Он мне немного напоминает… ах! Ну, конечно, записку миссис Раис.
— Да, — с расстановкой вымолвил Пуаро. — Сходство есть. Бесспорное сходство. Но я все же не думаю, что это почерк мадам Раис.
В дверь кто-то постучал.
— Войдите! — сказал Пуаро.
Это оказался капитан Челленджер.
— Я на минутку, — пояснил он. — Хотел узнать, насколько вы продвинулись вперед.
— Черт возьми! — ответил Пуаро. — Сейчас мне кажется, что я заметно отодвинулся назад. Я как бы наступаю пятясь.
— Скверно. Но вы, наверно, шутите, мосье Пуаро. Вас все так хвалят. Вы, говорят, ни разу в жизни не терпели поражения.
— Это неверно, — возразил Пуаро. — Я потерпел жестокую неудачу в Бельгии в 1893 году. Помните, Гастингс? Я вам рассказывал. Дело с коробкой шоколада.
— Помню, — ответил я и улыбнулся.
Дело в том, что, рассказывая мне эту историю, Пуаро просил меня сказать: «коробка шоколада», если мне когда-нибудь почудится, что он заважничал. И до чего же он был уязвлен, когда уже через минуту после того, как он обратился ко мне с этой просьбой, я произнес магическое заклинание.
— Ну, знаете ли, — отозвался Челленджер. — Такие давние дела не в счет. Вы намерены докопаться до самой сути, верно?