Безнадега

– Не надо! – У Мэри дернулась щека. – Об этом говорить незачем.

– Но я не могла не думать об этом! – прокричала Одри, и Джонни почему-то подумал, что уловил фальшь в этой фразе. Одри с усилием взяла себя в руки и продолжила: – Подняться меня заставили голоса. Я встала на колени, подползла к двери. Увидела на другой стороне улицы, у «Клуба сов», четырех человек. Двух мексиканцев, Эсколлу, он работал дробильщиком на шахте, и его подружку. Фамилии ее я не знала, это была очень красивая девушка, естественная блондинка. С ними была женщина, очень полная, я никогда раньше ее не видела, и мужчина, который играл с вами в бильярд в «Пивной пене». Том. Кажется, его звали Флип.

– Флип Морган? Вы видели Флиппера?

Одри кивнула:

– Они шли по другой стороне улицы, заглядывая в кабины машин в поисках ключей и пытаясь открыть дверцы. Я подумала о своем автомобиле, о том, что мы могли бы уехать вместе. Начала подниматься на ноги. Они как раз проходили мимо переулка, разделяющего итальянский ресторан и «Сломанный барабан», и тут из этого переулка вылетел Энтрегьян на своей патрульной машине. Словно он специально их караулил. Вероятно, так оно и было. Он попытался сшибить всех четверых, но, видимо, только вашего приятеля Флипа ему удалось задавить насмерть. Остальных же едва задело. Они схватились друг за друга и удержались на ногах. А потом побежали. Эсколла обнимал свою девушку за талию. Она плакала, прижимая к груди неестественно изогнутую, как бывает при переломах, руку. У другой женщины по лицу текла кровь. Когда эта женщина услышала, что машина едет следом, ревя двигателем, она повернулась и выставила перед собой руки, словно надеялась остановить ее. Энтрегьян вел машину правой рукой, а сам высунулся из окна, словно машинист. Он дважды выстрелил в женщину, а потом ударил ее бампером и раздавил. Именно тогда я впервые увидела его и наконец-то поняла, с кем мне придется иметь дело.

Взгляд Одри остановился на каждом присутствующем, словно она хотела знать, какую реакцию вызвал ее рассказ. – Энтрегьян улыбался во весь рот. Улыбался и хохотал, как ребенок, впервые попавший в Диснейленд. Он был счастлив. Понимаете? Счастлив!

– 3 -

Одри, сжавшись в комок у двери прачечной, наблюдала, как Энтрегьян на своей патрульной машине преследует Эсколлу и его девушку по Главной улице. Естественно, он их догнал и раздавил точно так же, как и полную женщину. Раздавил вместе, потому что Эсколла пытался помочь своей девушке и они бежали бок о бок. Переехав их, Энтрегьян остановил машину и, подав ее задним ходом, переехал лежащих вновь (ветер еще не поднялся, как пояснила Одри, поэтому она отчетливо слышала хруст костей), потом вылез из машины, подошел к ним, присел между ними на корточки, сначала пустил пулю в затылок девушке Эсколлы, затем снял шляпу с головы юноши (каким-то чудом она осталась в целости и сохранности) и выстрелил в затылок и ему.

– После этого Энтрегьян вновь надел шляпу на Эсколлу, – сказала Одри. – Если я останусь в живых, этого мне не забыть до конца своих дней: как он снимает с юноши шляпу, чтобы пристрелить его, а потом нахлобучивает ее вновь. Он словно хотел показать, что понимает, как им тяжело, и не хочет доставлять лишних неприятностей.

Энтрегьян постоял, потом повернулся на триста шестьдесят градусов и одновременно перезарядил револьвер. Одри сказала, что он улыбался во весь рот. Джонни знал, что она имеет в виду. Он все это видел, то ли в дурном сне, то ли в другой жизни.

Вьетнам возвращается, подумал Джонни. Рассказ Одри о копе напомнил ему о некоторых обкурившихся коммандос, всколыхнул в памяти некие истории, которыми делились с ним иногда поздно ночью. О том, что творили во вьетнамских деревнях их парни, американские парни с улыбкой до ушей. Это Вьетнам, только и всего. Чего нам не хватает, так это транзисторного радиоприемника, высовывающегося из чьего-то кармана, и тогдашних песен, таких, как «Странные люди».

Но только ли Вьетнам? Внутренний голос в этом сомневался. Внутренний голос утверждал, что здесь есть и что-то другое, не имеющее ничего общего с воспоминаниями писателя, которого кормили сказками о войне, как какогото стервятника… и который в результате написал плохую книгу. Собственно, другого и быть не могло.

Хорошо, если вьетнамские воспоминания не дают ответа на вопрос, тогда где его искать?

– И что вы тогда сделали? – спросил Стив Одри Уайлер.

– Вернулась обратно в подсобку прачечной. А там залезла между тумбами письменного стола, свернулась клубком и заснула. Я очень устала. Все эти ужасы… убийства… лишили меня последних сил.