Pasternak

Девушка сбросила черную накидку и легла на каменную плиту.

— Что с ней сделают? Убьют?

— Нет. Обнаженная женщина исполняет роль алтаря. Теперь тише, слушайте.

Старуха выкрикивала слова, полные надрывных кашляющих слогов.

— Что она говорит?

— Примерно следующее. Во имя правителя земли, царя мира сего призываю силы тьмы поделиться своей мощью. Отворите врата ада, выйдите из пропасти, дабы приветствовать меня как вашу сестру и друга, дайте мне милости, о которых прошу! Всеми богами бездны я заклинаю, выйдите же и отзовитесь на ваши имена, сделав явью мои желания! Сейчас будут перечисляться имена…

— Николай Аристархович, — зашептал через минуту Льнов, — я помню, в школах на утренниках бывало подобное…

— Что? Не понимаю вас!

Льнов полубезумно смотрел на Николая Аристарховича:

— Знаете, в школе в актовом зале гасили свет, и голос будто вызывал мертвых молодогвардейцев: «Вспомним их поименно», — а потом перечислял: «Олег Кошевой, Ульяна Громова…»

— Замолчите! Совсем ополоумели?

— Нет, просто вспомнилось… Или они сами себя объявляли, — опять забормотал Льнов. «Это говорим мы, мертвые. Я — Зоя Космодемьянская…» Тоже очень не по себе становилось…

— Возьмите себя в руки, прошу вас! Лучше уже пейте, но молчите…

В руке княгини блеснул металл длинного клинка. Поворачиваясь против часовой стрелки, она будто проткнула четыре стороны света: — Сатана! Люцифер! Белиал! Левиафан!

15

Круглая фляга, пролетев над толпой, ударилась о каменный луч пентаграммы рядом с головой княгини, расплескивая огненную жидкость. Старуха вспыхнула и завыла. К вою ее подмешивались крики лежащей на плите девушки, так как часть жидкости вылилась ей на грудь, живот и лобок. Коптящее пламя прыгало, она вопила, размазывая его как мазь по всему телу, скатилась с возвышения, и огонь объял ее всю.

Николай Аристархович повалился, задыхаясь и не чувствуя живота, а только раздирающую муку. Удар Льнова будто насквозь пробил ему желудок.

Льнов выхватывал из потайного костюма емкости и метал их в толпу, вспыхнувшую сначала из середины, потом с боков. С каждым броском возникали новые очаги огня. Воздух наполнился звериным стоном. Теперь все видели Льнова.

На полу корчился Николай Аристархович:

— Что… вы… делаете?

— Я? — переспросил Льнов. — Провожу обряд уничтожения!

Льнов склонился над портфелем. В руках у него появились пистолеты. Посыпались выстрелы. Бетонные своды отразили пули, и воздух наполнился осиным звоном рикошетов и стонами раненых. Свечное море смешалось. Толпа опомнилась и, подгоняемая жутким визгом княгини, рванула наверх.

Черные монахи на бегу выхватывали из-под ряс складные косы, открывали их лезвия. Льнов хладнокровно целился под капюшоны, помня, что у него ограниченный запас патронов, а озверевших противников не меньше семи десятков. Наступающие бесстрашно бежали по трупам, и оранжевый огонь пылающего пентакля кровавил металл их кос.

Пистолеты дернулись последний раз и замолкли. На бетонный пол выпали пустые обоймы. Льнов вытащил из портфеля запасные. Он успел вогнать обойму в пистолет, когда до него добрались первые враги. Огромный инок-сатанист метнул серп. Сверкающее острие просвистело рядом. Ревя от ярости, инок вскинул для удара кривое лезвие косы. Льнов несколько раз выстрелил, но огромное туловище врага, казалось, без вреда проглотило пули, коса рассекла пространство у самого лица Льнова. Упав на руку, он выстрелил в оскаленный рот. Пуля, вышибив иноку затылок, сорвала и капюшон, и Льнов успел увидеть запрокинутую голову с длинной копной черных волос в багровых струйках мозга.

Огромный ритуальный гвоздь, зажатый в кулаке второго подоспевшего монаха, вонзился в пол, прибив мантию.

— Как мертвого Бога! — с ненавистью крикнул монах, пытаясь достать Льнова вторым гвоздем.

Выстрелы отбросили монаха, кто-то ухватил Льнова за ногу, потянул, он почувствовал, как зубы разрывают ткань, кожу, добираясь до кости. Всадил несколько пуль в чью-то спину. Зубы отпустили.

Над Льновым нависла голова с перевернутым распятьем на колпаке. Враг взмахнул серпом, Льнов уклонился. В другой руке сверкнул крюк. Льнов перехватил его, воткнул в глаз подбежавшему монаху со вскинутыми гвоздями. Крюк пробил тому острием носовую перегородку, вышел из горла. Льнов рванул крюк, отрывая лицо от костей. Выстрелил в голову иноку. Подхватил портфель и побежал к тоннелю.