Апокалипсис Томаса

Такие убийства не тянули на импульсивные, не указывали на психическое расстройство. Этот человек делал все планомерно, словно выполнял работу, реализовывал свое призвание.

Вновь повернувшись к безымянному призраку, я спросил:

— Вас убил Ной Волфлоу?

После короткого колебания она кивнула:

«Да».

— Вы были его любовницей?

Опять заминка.

«Да».

Прежде чем я успел задать третий вопрос, она подняла руку, чтобы показать мне обручальное и свадебное кольца, разумеется, не настоящие, а призрачные. Настоящие она носила до смерти.

— Его женой?

«Да».

— Вы хотите, чтобы он понес заслуженное наказание?

Она энергично кивнула и прижала обе руки к сердцу, как бы говоря, что только об этом и мечтает.

— Я посажу его на скамью обвиняемых. Остаток жизни он проведет в тюрьме.

Она покачала головой и провела указательным пальцем по шее. Этот жест всегда и везде трактовался одинаково: «Убей его».

— Скорее всего, мне придется, — ответил я. — Добровольно он не сдастся.

Глава 25

Задержавшиеся в этом мире души не всегда становятся источником важной информации. Даже тем, кто хочет мне помочь, мешает их психология как в смерти, так и в жизни. По причине того, что они потерялись между этим миром и последующим, здравомыслие призраков зачастую страдает из-за страха, замешательства, а возможно, и эмоций, которые я не могу себе даже представить. В результате иной раз они ведут себя иррационально, мешают мне, хотя пытаются помочь, отворачиваются от меня, когда мне особенно нужна их помощь.

Стремясь вытащить из убитой жены Волфлоу как можно больше информации, пока она настроена на сотрудничество, я продолжил:

— В доме есть мальчик. Как вы и говорили.

Она энергично кивнула. Глаза наполнились слезами, потому что даже призраки могут плакать, пусть их слезы ничего не намочат в этом мире.

Поскольку мальчик говорил, что его откуда-то привезли и он хотел туда вернуться, ранее я предположил, что он не родственник Ноя Волфлоу и никак не связан с Роузлендом. Но слезы женщины заставили меня отказаться от первоначального допущения.

— Ваш сын.

«Да».

— Ной Волфлоу — его отец?

После паузы она раздраженно глянула на меня и ответила утвердительно:

«Да».

— Я полагаю, вы знаете обо мне только одно, — я могу видеть вас и тех, кто не ушел из этого мира. Но я хочу, чтобы вы знали, что я оказался здесь из-за вашего сына. Мой дар привел меня сюда, чтобы помочь ему, и я сделаю все, что в моих силах.

Кроме надежды на ее лице отразилась неуверенность. Материнская озабоченность ушла с ней даже в смерть. Конечно же, я чувствовал, какая она несчастная.

— Он говорит, что хочет вернуться туда, где был, но я не знаю, откуда он сюда попал. Он какое-то время жил где-то еще, может, у бабушки и дедушки?

«Нет».

— У тети и дяди?

«Нет».

— Обещаю вам. Я отправлю его туда, где он находился раньше.

К моему удивлению, она испугалась, отчаянно замотала головой.

«Нет, нет, нет».

— Но он хочет вернуться, очень хочет, и ему придется куда-то уехать, когда все закончится.

Явно расстроенная, умершая миссис Волфлоу прижала руки к голове, словно та разболелась от одной мысли о том, что ее ребенка куда-то увезут.

— Серийные убийства — это не вся история Роузленда. Здесь творится что-то чертовски странное. Роузленд не останется прежним, он обретет известность, превратится в магнит для морально деградировавших, психически неустойчивых, последователей разных культов, уродов всех мастей. Мальчику придется вернуться туда, где он раньше жил, тем более, что он сам этого хочет.

Страх перекосил ее очаровательное лицо, а злость заставила замахнуться на меня кулаком.

Задержавшиеся в этом мире души мертвых могут прикоснуться ко мне, — и я их почувствую — если намерения у них мирные. Когда же они хотя причинить вред, удары проходят сквозь меня, подтверждая бестелесность призраков.

Почему так, я не имею ни малейшего понятия. Не я устанавливал правила, а если бы мне позволили их переписать, я бы внес кое-какие изменения.

Я даже не знаю, почему я не такой, как все.

Вновь миссис Волфлоу попыталась ударить меня, потом третий раз. Ничего не получилось, на ее лице отразилось отчаяние, она издала вопль, который я, конечно же, не услышал.