Апокалипсис Томаса

Я видел, что она не только злится, но еще испугана и раздражена. Впрочем, я не думал, что она может дойти до белого каления, разъяриться до такой степени, чтобы устроить полтергейст и начать швыряться трупами.

Моя догадка оказалась правильной. Она отвернулась от меня, пробежала мимо мертвых женщин и исчезла, поравнявшись со своим пробитым пулями телом.

Иногда мне кажется, что я сплю, когда на самом деле бодрствую. Моя реальность столь же нереальна, как земли, по которым я брожу во сне.

Одинокий, если не считать за компанию мертвых женщин, я посмотрел вверх на шесть рядов позолоченных шестерен. Сверкающие зубцы цеплялись друг за друга, кусали, не откусывая, жевали, не проглатывая, шестерни беззвучно вращались, продвигаясь через подвал от одной стены к другой, словно какие-то часы в аду, по которым дьявол отмерял продвижение к вечности.

Глава 26

В подвале с адскими часами застывшие во времени мертвые женщины давали безмолвные показания о том, сколько зла может сотворить человек. Если бы я встретился взглядом с их невидящими глазами, то обязательно бы заплакал. Но не было у меня времени ни на слезы, ни на смех, поэтому я направился к спиральной лестнице, разгневанный, но без злости.

Оззи Бун, автор детективов-бестселлеров, который живет в Пико Мундо, мой четырехсотфунтовый наставник, друг, суррогатный отец. Он появлялся в нескольких томах моих мемуаров, а его советы по части писательства использованы во всех.

Он посоветовал излагать все легким тоном, потому что материал очень уж мрачный. Если не освежить его юмором, говорит Оззи, читать мои книги будет маленькая аудитория из озлобленных нигилистов и убежденных нытиков, и я не достучусь до сердец читателей, которых может вдохновить надежда, живущая в моей истории.

Моя рукопись не будет опубликована при моей жизни, хотя бы потому, что меня начнут осаждать люди, которые придут к ошибочному выводу, будто я могу контролировать мое шестое чувство. Им захочется, чтобы я выполнял роль медиума между ними и их близкими на Другой стороне. Некоторые могут совсем уж неправильно истолковать мой дар и придут ко мне с просьбой излечить их от всего, начиная от рака и заканчивая обжорством.

Здесь, далеко от Пико Мундо, я должен учитывать настрой полиции и судов, где мне едва ли удастся найти человека, который с пониманием воспримет мою историю о мире, являющемся невидимой частью привычного ему мира, о более сложной реальности, чем та, что ограничивается материальными объектами. Меня могут признать виновным, а тех, на кого я обратил свой гнев, защищая невинных, как раз и назовут невинными жертвами. В лучшем случае я попаду в тюрьму или, скорее всего, в сумасшедший дом, и все годы ожидания решения суда я не смогу использовать свой дар, чтобы кому-то помочь, потому что адвокатская паутина обездвижит меня.

Уже на ступенях я вспомнил о том, что видел, но чему не придал значения: о двери в дальней стене. Эта лестница вела в бункер, где я уже побывал, но дверь могла привести к чему-то новому.

Новое — не значит лучшее. Айфоны лучше телефонных аппаратов с наборным диском, но не так уж и много лет тому назад каких-то маньяков осенила новая идея — они могут выразить свое недовольство, направив самолеты в небоскребы.

Тем не менее, держа в руке наволочку с лежащей в ней ножовкой, я направился к двери и открыл ее. За ней лежал наклонный, чуть уходящий вниз коридор шириной в шесть и высотой в семь футов.

Поскольку дверь находилась в северной части мавзолея, а особняк располагался к северу от него, я предположил, что тоннель проходит под водяными каскадами, лужайкой и террасой, заканчиваясь в подвале особняка.

Покинув гостевую башню, я ставил перед собой задачу проникнуть незамеченным в особняк, а потом сделать все необходимое, чтобы раскрыть тайны Роузленда и освободить мальчика. Тоннель предлагал самый удобный маршрут, при условии, что в нем я не столкнусь с Волфлоу, или с Семпитерно, или с мутировавшей свиньей, научившейся ходить, как человек.

Тоннель не просто служил проходом. Не вызывало сомнений, что он использовался для какой-то другой цели, являлся частью механизма, обнаруженного мной в бункере и подвале мавзолея.

Пол, стены и потолок выложили медными плитами, прямоугольные лампы над головой не оставляли и тоннеле даже намека на тень. Вдоль каждой стены тянулась трубка из прозрачного стекла, в которой пульсировали медленно движущиеся вспышки, напомнившие мне о золотистых каплях, которые срывались с маховых колес и поднимались к потолку.