Аврора Горелика (сборник)

• Тогда прощайте! Больше нам не сесть
• За стол друзей…

Внезапно на сцене появляется танцующий хоровод Лягушек. В последний момент под занесенными ножами они окружают путников.

ХОР ЛЯГУШЕК

• Коакс, коакс, коакс!
• В честь Диониса Нисейского
• Дружно мы песню поем,
• Смело поэзию мы
• От мрачных врагов защищаем!
• Дионис-Дионис,
• Наш веселый кипарис!
• Бог цветов и легких муз!
• Наш таинственный арбуз!

Лягушки увлекают поэтов и Диониса и постепенно удаляется, превращаясь в смутное виденье, жестокий и абсурдный Мир Беспоэтья с тремя неподвижными фигурами и застывшим хором Графоманов. Вновь на сцене темнота, но это уже не та зловещая мгла, а теплая ночь шекспировских комедий с блуждающими мягкими пучками света, со смехом, веселыми возгласами, таинственной любовной беготней. В этой темноте слышится звон гитар, голоса:

• Как соловей о розе
• Поет в ночном саду,
• Я говорил вам в прозе,
• На песню перейду.
• . . . .
• Не спи, не спи, художник,
• Не предавайся сну,
• Ты вечности заложник
• У времени в плену.
• . . . .
• Вам песня посвящается,
• И вы скорей ответьте,
• Ведь песнею кончается
• Все лучшее на свете.
• . . . .

И вновь – уже мощно

ХОР ЛЯГУШЕК

• Среди громов, среди огней,
• Среди бушующих страстей
• В кипучем пламенном раздоре
• Она с небес нисходит к нам…
• и т. д.

Вспыхивает яркий свет на всей сцене.

Вокруг стола в напряженных ожидающих позах стоят Плутон, поэты, их подруги. В руках у них кубки с вином. Один лишь Геракл давно уже выпивает и закусывает. Ему прислуживает Фриних. Вокруг уютно расположились чудища Аида. Появляются, покачиваясь, явно навеселе, два поэта в артистических блузах. Лишь пытливый взгляд может уловить в них какое-то сходство с Эсхилом и Аристофаном.

1-й ПОЭТ

• О, как вас здесь много!

2-й ПОЭТ

• И все свои!

ПЛУТОН

• Откуда вы, из времени какого?

1-й ПОЭТ

(смеясь).

• Не знал я, в звездах проносясь.
• Не знал я, стоя на горе.
• Какое, милые, у нас
• Тысячелетье на дворе.

2-й ПОЭТ

(смеясь).

• Кто тропку к двери проторил
• В саду, засыпанном крупой,
• Пока я с Байроном кутил,
• Пока я пил с Эдгаром По?

ЛЕВА

Да это наши поэты! К столу, к столу, ребятишки!

Поэты подходят к столу, поднимают бокалы.

ПУШКИН

• Поднимем бокалы, содвинем их разом!
• Да здравствуют музы, да здравствует разум!

Окруженный ликующими, танцующими Лягушками на сцену вступает Дионис.

Конец

Цапля

Комедия с антрактами и рифмованной прозой

1979, январь—апрель

Посвящается друзьям, участникам альманаха «Метрополь»

1

Не ждали

Средь мирозданья, как инсект, полз «жигулек» в шоссейном гаме. В нем ехал молодой субъект, международник Моногамов, сорокалетний мотылек, юнец с большим партийным стажем. В свой край родной на месяцок он завернул. Обескуражен он был избытком простоты и недостатками асфальта и тем, что городок Хвосты так не похож на остров Мальта.

Он ехал из Москвы в Литву, смиряя резвость «жигуленка», вздыхал на пыльную листву и вспоминал жену с ребенком.

С воспоминаньями в разлад рычала Минская дорога, бесшумный чиркал звездопад, и в унисон росла тревога.

Иван Владленыч был непрост, хотя в анкете безупречен. Скромнейший ум и средний рост, благопристойность тихой речи вне подозрений, ясен он, но вот беда, судите сами, он был с рожденья наделен необычайными глазами незаурядной синевы и нестандартного размера.

На глыбах сталинской Москвы в семье большого офицера росло глазастое дитя. Питомец будущий ВИЯКа среди чугунного литья вдруг видел влажной сути знаки и задавал себе вопрос: случайна ль жизнь средь химий диких?

Меж тем он полностью возрос, освоил множество языков, женился, родину любя, служа стране, ребенка сделал, возрос, как стебель от стебля, и вскоре отбыл за пределы одной шестой туда, туда, к пяти другим шестым, туманным, где есть другие города, но нет Москвы и Магадана.

Как водится, родных берез он не забыл в фальшивом блеске и все, что следует, пронес на службе у мадам ЮНЕСКО.