101  

В помещении мастерской баронесса Штраум кивнула девушке за прилавком и прошла за перегородку, откуда слышался стук швейных машин. Поманив рукой одну мастерицу, баронесса удалилась в кабинку для примерки.

Через пять минут в маленьком дворике открылась дверка, из нее, крадучись и испуганно оглядываясь, вышла женщина в белом летнем платье. Надвинув на лицо шляпу, женщина почти побежала из двора в соседний переулок. Филер по-прежнему стоял у дверей магазина. Неизвестный же из контрразведки усмехнулся и устремился за женщиной в белом. Во дворе стало тихо. Через некоторое время опять тихонько раскрылась маленькая дверца, из нее вышла старуха татарка, закутанная в поношенное покрывало, и отправилась прочь, сгорбившись и глядя себе под ноги.

Преследователь почти догнал баронессу, и тут вблизи ему показалось что-то не то в ее осанке и походке. Предчувствуя неладное, он не скрываясь обогнал ее и заглянул в лицо – так и есть, это была вовсе не баронесса Штраум. Он схватил самозванку за руку, та завизжала. Полчаса ушло на то, чтобы притащить ее в мастерскую, утихомирить визжащих девушек-швей и объясниться с хозяйкой мадам Коко. Баронессы к тому времени, естественно, и след простыл.

Глава тринадцатая

Борис сложил гостиничное одеяло валиком и устроил его на кровати таким образом, что со стороны в плохо освещенном номере казалось – в постели спит человек.

Сам Борис устроился в кресле. Он положил на колени револьвер, а сигнальный шнур взял в руки.

Гостиница «Париж» постепенно затихла. Время в темноте тянулось удивительно медленно, и когда слабый отблеск лунного света упал через окно на настенные часы, Борис увидел, что всего лишь полночь. Он дернул сигнальный шнур один раз, что означало проверку. В ответ шнур дернулся точно так же – люди Горецкого в соседней комнате бодрствовали, в любую минуту готовые прийти Борису на помощь. Это успокаивало.

Борис устроился в кресле поудобнее. В углу комнаты вдруг поднялась половица, и из-под нее полезли один за другим смуглые усатые турки с огромными кривыми ятаганами. Борис в ужасе вскочил – и проснулся. Он протер глаза, чтобы отогнать сон, и осторожно сел в кресло. Всмотрелся в настенные часы – они показывали полпервого. В комнате было так же тихо и пусто, как прежде. Борис снова дернул шнурок и получил ответ с небольшим запозданием, видимо, агенты в соседнем номере тоже слегка задремывали от нечего делать.

Тогда он сел как можно неудобнее, чтобы снова не сморил сон.

За окном прошла, горланя песни, подвыпившая компания юнкеров, затем снова все стихло. Время тянулось мучительно медленно. Казалось, близится уже рассвет, но, всмотревшись в часы, Борис увидел, что еще только двадцать минут второго. По улице с неимоверным скрипом колес проехала татарская арба, хозяин гортанным окриком подгонял своих сонных волов. Снова наступила тишина – вязкая, тягучая, утомительная.

Вдруг Борис почувствовал непонятную, необъяснимую тревогу. Его ладони стали влажными от пота, холодные капли потекли по спине. Все его тело напряглось от предчувствия опасности, смертельной опасности.

Он дернул шнур, чтобы убедиться в присутствии людей за стеной, но ответного сигнала не было. Он дернул еще раз, гораздо сильнее, и вместо ответа почувствовал тяжелое пассивное сопротивление, будто к другому концу шнура был подвешен тяжелый неживой груз…

Стараясь не поддаться панике, Борис несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, сжал и разжал кулаки. Главное было – не зашуметь раньше времени, тогда вся с таким трудом подготовленная ловушка рухнет. Пальцы правой руки нащупали в кармане тонкий шелковый шнурок. Борис вспомнил, что это тот самый шнурок, которым орудовал Вэнс в Батуме, тот самый, которым он задушил многих. Борис вынул шнурок из кармана – все же это было оружие, да к тому же бесшумное, а пока он будет доставать «наган» да взводить курок, может быть поздно. Напряженно всматриваясь в темноту, он не замечал ничего подозрительного, но чувство опасности до такой степени наэлектризовало воздух в комнате, что у Бориса зашевелились волосы на голове.

И тогда он услышал тихий, едва слышный скрип. Скосив глаза в сторону этого звука, Борис увидел, как медленно, едва заметно открывается дверца платяного шкафа. Борис замер, стараясь вообще не дышать. Слабый свет луны, сочащийся с улицы, не попадал в тот угол комнаты, где стояло кресло, и Борис был невидим в темноте.

  101  
×
×