Совсем как живая

– Мне – нет. Полагаю, они все при таком раскладе поимели – каждый свой интерес. Я прав, Сережа?

– В точку. И будем продолжать его иметь. Кстати, моя клиентка и подруга Моника – наш верный информатор по только что завершенному делу об убийстве Князевой. Если бы не она, мы бы пасли не того Осоцкого. В благодарность за сотрудничество, с большой скидкой я и застукал этого еще не мужа, но жениха в крайне неудобной позе. Я даже удивился, честно. Показать фото?

– Господь с тобой, Сережа. Мы же кофе пьем.

– А, ну да. Мы можем пить кофе, только глядя на Славу или на покойников, от созерцания живых людей за живым делом нас душат жаба и слезы. Вы меня обидели.

– У нас есть воображение, Сережа, – успокоил его Масленников. – В этих живых делах никто ничего нового не придумал. Я что-то не понял, в чем успех твоего предприятия? Если Моника потеряла потенциального мужа, за что скидка?

– Еще больше обижаете. Она получила нежнейшего, преданного и верного – не сойти мне с этого места – мужа. Они уже даже составили брачный контракт, от которого он в восторге. Это я к тому, что каждый схватил свой интерес. Моника – богатая женщина после нашего предыдущего развода. Женившись на ней, этот клипмейкер тоже станет богатым человеком, но при одном условии – жесткой моногамии. Чуть что – останется с голым задом.

– Тьфу, – прокомментировал Слава. – В смысле – молодец!

– Не стоит комплиментов. Меня поразило одно обстоятельство. Как кровожадны женщины! Вы не поверите. В свете, конечно, говорят об убийстве Виктории Князевой, появлении Ульяны Леонтьевой, которое связывают с арестом Вадима Осоцкого. Я немного рассказал Монике о сути дела. Как Ульяна выехала по документам Князевой. Между нами, конечно. Моника – могила. Так вы представляете, чего она сначала захотела. Просто загорелась. Узнав, что ее суженый спит с одной моделью, она попросила меня достать ей чей-нибудь труп! Подложить ему, потом попугать, что он подозревается в убийстве… Ну, это, говорит, наверняка сделает его верным на всю оставшуюся жизнь. Я был в шоке. Моника, говорю, он же станет слишком верным. Настолько, что сможет петь альтом в церковном хоре…

– Все. Больше не могу. – Слава резко поднялся. – У меня на кухне водка есть.

– Отлично, – сказал Сергей. – Она поможет вам побыть один вечер без меня. А я откланяюсь. Дело… Точнее, мне надо. Сегодня сорок дней со дня убийства Виктории. Мне днем позвонил Петр, говорит: один я. После работы собирался на кладбище, мать брать нельзя, она все это тяжело пережила. В общем, я туда.

Сергей нашел Петра на участке. Он стоял, бессильно опустив руки перед тремя могилами – одна с памятником и снимком покойной жены, два холмика с крестами, один совсем крошечный. Памятников пока не было. Только портрет Виктории, прислоненный к кресту. Сергей аккуратно разложил цветы на холмиках. Белые маленькие гвоздички на детской могиле, багровые георгины – перед портретом Виктории. Красные розы – к памятнику ее матери.

– Вот и вся моя семья, – сказал Петр. – Ну, мама еще, конечно. Но она не разговаривает даже. Не больна, просто не может. Ну, и эта убийца в тюрьме…

– О последней забудь. Она тебе семьей никогда не была. А дети… У меня детей нет и не было… Надеюсь. Но, говорят, они не уходят… Ну где-то же они есть. Ты не торопись. Живи как живется. Побудь один. Работай, тоскуй, лови хорошие воспоминания… Тебе должно повезти. Я много разных людей повидал. Поверь: такой приличный мужик, как ты, – редкость. Одна просьба. Когда тебе покажется, что ты встретил подходящую женщину, познакомь ее со мной. До свадьбы. Доверчивый ты очень.

Петр не смог сдержать улыбки.

– Серега, если мы в таком тандеме… Я – сильно доверчивый. Ты – наоборот. Мы ж будем женские колонии контингентом пополнять.

– Так мы ж не звери, – кротко ответил Сергей. – Мы просто вовремя погасим преступные мысли… Поехали к тебе, помянем твою семью.

* * *

Он шел по темной улице с редкими прохожими, с опечаленными деревьями по обочинам, которые роняли желтые листья ему под ноги… Он так гулял, не спеша, без цели, наверное, впервые после детства. Потом жизнь его посылала только вперед, туда, где опасно, где без него никак, где лишь с ним можно догнать, спасти, победить… Он привык доверять только себе. Его выстрел всегда попадет в цель. Его враги могут лишь просить пощады. Его друзья за ним как за каменной стеной. И любой, кто попадет в беду, пусть позовет, он услышит… Что же с ним приключилось, с храбрым командиром Николаевым? Что ж ему так не по себе: вдруг появилось и лишнее время, и полно мест, куда его почему-то тянет. Потому что нельзя вечно торчать в чужом доме, смотреть на чужую женщину, играть с чужим ребенком, гулять с чужой собакой… Этот обалдуй Кузнецов оказался, в общем, неплохим парнем. Он его терпит. Они даже не особенно друг другу мешают в одной квартире, перемещаясь каждый по своей траектории. Просто путеводная звезда у них одна – Марина. Головы невольно поворачиваются за ней, взгляды встречаются, они оба удивляются: что за дела? И он уходит к себе, а они остаются.

«Чем я занимаюсь?» – строго спросил он себя. И ответил прямо, как всегда: «Охраняю. Ловлю над пропастью. Они позовут, а я здесь. Они все как дети». Он представил себе Артема, вспомнил, как тот ему сказал: «Ты мой Николаев», улыбнулся. Наконец он кому-то принадлежит. А дальше… Кузнецов часто повторяет эту строчку из стихов, которые Андрею очень нравятся: «Как будто жизнь качнется вправо, качнувшись влево…» Кто знает, что дальше…