Время зверинца

Я писал, и она писала. Я не имел понятия, насколько она приблизилась к завершению своей книги. С нее сталось бы уже давно это сделать, написать финальную фразу — типа «Милейший читатель, чмокни меня в жопу» — и не сказать мне об этом. Она могла подолгу выжидать подходящего момента, чтобы поэффектнее бросить мне это в лицо. Возможно, за ужином в нашем любимом ресторане — хотя все рестораны были нашими любимыми — за бутылочкой «Сент-Эстеф». Возможно, в постели. Возможно, в пиковый момент близости, когда наши индивидуальности сливаются в одну. Кто знает — может, мы еще сделаем ребенка и назовем его в честь романа Ванессы. «Почему мой муж — мудак?» Не самое лучшее имя для ребенка даже через дефисы, но и я не мог предложить ничего лучше. «Конечная точка» тоже не бог весть.

Я писал, она писала. Это уже походило на состязание в выдержке: кто из нас первым заговорит о своем романе?

Первым, конечно, оказался я. Но в этом не было заслуги Ванессы.

— Это отнюдь не пляжное чтиво, насколько я понимаю?

Сия фраза, вызвавшая у меня «нечестивое беспокойство», слетела с уст Флоры Макбет. Развитое шестое чувство подсказало Флоре, когда и как лучше всего нанести удар. Как раз в то время, когда я начал сбавлять обороты перед лицом непостижимой самоуверенности Ванессы — не то чтобы я не верил в возможность сожительства двух плодовитых авторов и не то чтобы я завидовал темпам работы Ванессы, но все это меня сильно нервировало, — именно тогда Флора вызвала меня, чтобы проинформировать о свертывании допечаток и переизданий всех моих книг.

Я сразу уловил иронию происходящего. В одной семье не может быть двух равно успешных писателей. Из них на плаву должен остаться кто-то один. И оставшимся буду не я. «В очах своей души» я узрел длинную очередь поклонников, желающих получить автограф Ванессы, — очередь, сравнимую длиной с беньяновской колонной пилигримов перед Рекой Смерти на пути к Небесному Граду.^[89]

А я? Что ж, никогда не поздно учиться танцевать танго.

Впрочем, Флора подала свою новость под иным соусом. Если ее послушать, выходило так, что исключение книг из каталога продаж является для их автора большим преимуществом, которому он должен радоваться.

— Как это понять, Флора?

— Времена меняются, — сказала она. — Когда-то каталог продаж был действительно важен для авторов, но теперь мы перешли к изданию книг по заказу.

— И в чем тут преимущество?

— В том, дорогуша, что теперь всякий желающий прочесть одну из твоих книжек заказывает ее печать через интернет и получает свежеизданный продукт в свои потные ручонки в течение нескольких дней.

— Да, но раньше всякий желавший прочесть мои книги шел в магазин и хватал эти книги с полок своими потными ручонками без лишней возни с заказами и ожидания доставки.

— Это лишь в том случае, если издание имелось в наличии. — Ну так продолжайте меня издавать.

Если эта фраза прозвучала как мольба попрошайки, то лишь потому, что она и была натуральной мольбой попрошайки.

— Но тогда мы не сможем печатать тебя по заказам.

— Но тогда и не будет нужды печатать меня по заказам.

— Дорогуша, в постоянных допечатках нет ничего хорошего. Это значит, что книги имеются на складе, но еще не значит, что они выставлены на продажу. Ты говоришь, что всякий желающий может пойти в магазин и купить твою книгу, а когда ты в последний раз видел свои книги на магазинных стендах?

Я стал мучительно вспоминать.

— То-то и оно, — сказала Флора. — Тогда как при новой системе…

— …никто уже не пойдет в книжный магазин, ты об этом? Пока мои книги были на полках, их могли случайно заметить и купить даже те, кто искал что-то другое.

— Но сейчас они не могут даже случайно заметить твои книги в магазинах, поскольку их там нет.

Фраза прозвучала так, будто в этом был виноват я. Не успел я напомнить Флоре, что винить следует ее, а не меня, как она продолжила:

— Дорогуша, я скажу тебе то, что говорю всем своим незвездным авторам, — прекращай думать категориями «печатают — не печатают». Эти печатные категории уже вышли из моды.

— А что сейчас в моде?

Ответ был написан у нее на лице: «Уж точно не ты».

Она носила одежду, рассчитанную на женщин вполовину моложе нее, но даже на многих таких женщинах этот наряд выглядел бы слишком вызывающе: черные шелковые леггинсы с короткой цветастой юбкой, ботинки и некое подобие борцовского трико. Как ни странно, эта нелепость делала ее желанной. Вот если бы с ней переспать — не поправит ли это мои издательские дела? Я чуть было не задал этот вопрос вслух: «Как полагаете, Флора, не пойдет ли мне на пользу, если…»

---

89 Аллюзия на роман-притчу Джона Беньяна «Путешествие Пилигрима» (1678–1688).