Время зверинца

Утром за завтраком Поппи краем уха уловила наш с Ванессой разговор о фактологической сверке, и ей послышалось слово «патологический».

— А в чем заключается патология этих сверщиков? — спросила она.

— Насчет патологий мне ничего не известно, — сказал я. — Речь идет о фактах. Они проверяют правдивость изложенных фактов.

— Ты и правдивость несовместимы, — сказала Ванесса. — И этот факт в проверке не нуждается.

— По правде говоря, их не особо волнуют собственно факты, — сказал я.

— Что же тогда их волнует? — спросила Поппи.

— Это своего рода «полиция стиля», — сказал я. — То есть они вычищают стиль, подгоняя его под уровень своих читателей.

— Патологический полисмен-чистильщик, — хмыкнула Ванесса, очевидно довольная этой потугой на шутку.

Поппи поразмыслила, прежде чем сделать вывод:

— Насколько я поняла, эта «полиция стиля» очищает текст от патологий, как мясо очищают от пленок, лишнего сала — и чего там еще?

— А вы считаете мой стиль чересчур сальным?

И мы с ней быстро переглянулись, как парочка школьников, проведшая большую перемену в укромном уголке.

Меня по-настоящему впечатлила ее оценка. Вот чего не ожидал от Поппи, так это проявления критической изощренности, каковая необходима для того, чтобы провести параллель между литературным произведением и куском мясной вырезки, освобождаемой от лишнего сала. Могла ли она измениться за то время, что я держал ее в объятиях, не снимая ноги с тарантула? Может, мои поцелуи обратили ее в литературного критика?

В ее честь я взял за правило именовать фактологических сверщиков из «Американ трэвелер» срезателями сала — разумеется, не в прямых обращениях, а про себя.

Результатом послания от срезателя — точнее, срезательницы, ибо это была женщина, — стало то, что я плотно засел за работу в отеле, меж тем как Ванесса и Поппи исследовали Брум и его окрестности. Мой текст не устраивал срезательницу сала по трем параметрам: 1) она не понимала написанное; 2) ей не нравилось написанное; 3) она не верила написанному.

И эти три параметра всячески хитросплетались.

«Здесь применена гипербола, — писал я ей в одном случае. — Написанное не следует понимать буквально».

«Как тогда прикажете это понимать?» — спрашивала она.

«Как широкий жест в сторону истинной правды с уклонением от фактических банальностей», — объяснял я.

— Значит, когда вы пишете, — сказала она мне уже по телефону, позвонив из Нью-Йорка поздно ночью или очень рано утром по тамошнему времени (похвальное трудовое рвение), — что официантка в винном бистро «Маунт-Плезант» была русалкой, вынырнувшей из бочки красного вина, которое еще струилось с ее волос, вы подразумеваете, что она выглядела как русалка?

— Да, — сказал я. — То есть нет. Это была игра моего воображения, поскольку та официанта как бы ощущала себя русалкой.

— Вы можете это обосновать?

— Нет, не могу. У меня просто сложилось такое впечатление.

Я судил по тому, как она держалась.

— Стало быть, это просто вымысел?

— Ну, отчасти вымысел, отчасти интуиция. Но мне не хочется писать, что она выглядела как русалка. Такое сравнение принижает ее, заодно принижая меня и читателей. Она была русалкой.

— Но в действительности она не выныривала из бочки с вином?

— Конечно нет. Хотя вполне могла бы. В конце концов, кто сможет поручиться, что она этого не делала? Вас беспокоит, что кто-нибудь из читателей захочет проделать тот же трюк с бочкой у себя дома?

— А вы не думаете, что клиентов «Маунт-Плезант» может отвратить от употребления их вина мысль о том, что в нем купалась русалка?

— Я так не думаю. И я также не думаю, что она действительно в нем купалась.

— Тогда почему вино струилось с ее волос? Как оно попало на ее волосы?

Когда пишешь для американских журналов, ты должен свыкнуться с мыслью, что их фактологические зануды всегда правы.

— Хорошо, я переделаю этот кусок, — сказал я.

— Теперь дальше, — продолжила она. — Когда вы пишете, что бокалы с вином в «Хеншке» преломляют солнечный свет, как витрины ювелирного магазина на Бонд-стрит, вы имеете в виду стекло витрины или выставленные там ювелирные украшения?

Я добросовестно обдумал вопрос:

— Полагаю, в данном случае искрящееся в бокалах вино напомнило мне игру света в драгоценных камнях, выставленных, скажем, в витрине «Тиффани».