Инферно

Сински выглядела такой же обеспокоенной и сделала глубокий вдох, как будто собиралась допрашивать Брюдера дальше, но, по-видимому, она передумала, и повернулась вместо этого к Лэнгдону.

— Каким образом?

Лэнгдон указал налево за юго-западный угол здания.

— Фонтан Омовения, он здесь, — сказал он.

Их местом встречи с представителем музея был источник с декоративными резными решетками, которая когда-то использовалась мусульманами для ритуального омовения перед молитвой.

— Профессор Лэнгдон! — закричал мужской голос, когда они приблизились.

Улыбающийся турецкий мужчина вышел из-под восьмиугольного купола, накрывавшего фонтан. Он оживленно махал руками.

— Профессор, сюда!

Профессор и остальные поспешили к нему.

— Здравствуйте, меня зовут Мирсат, — сказал он, его речь с заметным акцентом наполнялась энтузиазмом. Это был человек небольшого роста с редеющими волосами, в сером костюме и очками как у школьника. — Это большая честь для меня.

— Это для нас большая честь, — ответил Лэнгдон, пожимая руку Мирсата. — Спасибо за ваше гостеприимство, несмотря на столь короткое уведомление.

— Да, да!

— Я — Элизабет Сински, — представилась доктор Сински, пожимая руку Мирсата и затем указывая на Брюдера. — А это — Кристоф Брюдер. Мы здесь, чтобы помочь профессору Лэнгдону. Я так сожалею, что наш рейс отложили. Вы очень любезны, что согласились нас принять.

— Пожалуйста! Не думайте об этом! — прорвало Мирсата. — Для профессора Лэнгдона я устрою персональную экскурсию в любое время. Его небольшая книга «Христианские символы в исламском мире» пользуется популярностью в магазине подарков нашего музея.

«Даже так?» — подумал Лэнгдон. Теперь я знаю одно место на Земле, где есть в наличии эта книга.

— Приступим? — спросил Мирсат, жестом увлекая их за собой.

Группа поспешила через небольшое открытое пространство, минуя обычный вход для туристов и продвигаясь к тому, что первоначально служило главным входом в строение — три глубоко утопленных арки с массивными бронзовыми дверьми.

Два вооруженных охранника стояли в ожидании их. Увидев Мирсата, охранники отперли одну из дверей и распахнули ее.

— Sag olun, — сказал Мирсат, произнося одну из немногих турецких фраз, с которой Лэнгдон был знаком — особенно вежливая форма слова «спасибо».

Группа переступила порог, и охранники закрыли за ними тяжелые двери. Раздался глухой удар, резонирующий по каменному интерьеру.

Сейчас Лэнгдон и остальные стояли в притворе собора Святой Софии — узком вестибюле, которая была обычным элементом в христианских храмах и служила архитектурным буфером между божественным и мирским.

Духовные рвы, часто называл их Лэнгдон.

Отряд направился к еще одной группе дверей, и Мирсат отворил одну из них. За ней, вместо ожидаемого святилища, Лэнгдон лицезрел второй притвор, чуть больший, чем первый.

Внутренний притвор, понял Лэнгдон, позабыв, что святилище собора Святой Софии обладало двумя уровнями защиты от внешнего мира.

Как будто подготавливая посетителя к тому, что ждет его дальше, внутренний притвор был украшен значительно богаче, чем первый притвор, его стены из полированного камня блестели в свете изысканных люстр. На противоположной стороне умиротворенного пространства, над четырьмя дверьми располагались эффектные мозаики, которые Лэнгдон рассматривал с восхищением.

Мирсат подошел к самой большой двери — громадному входу, покрытому бронзой. — Императорские ворота, — прошептал Мирсат с головокружительным энтузиазмом. — Во времена Византии, эта дверь предназначалась только для императора. Туристы обычно не ходят через нее, но это особая ночь.

Мирсат потянулся к двери, но остановился. — Прежде чем мы войдем, — прошептал он, — позвольте спросить, внутри вы хотите посмотреть на что-то конкретное?

Лэнгдон, Сински и Брюдер переглянулись между собой.

— Да, — ответил Лэнгдон. — Само собой, мы многое хотим увидеть, но, если можно, мы хотели бы начать с гробницы Энрико Дандоло.

Мирсат склонил голову набок, как будто не понимая. — Простите? Вы хотите посмотреть на…гробницу Дандоло?

— Да, хотим.

Мирсат выглядел удрученным. — Но, сэр … гробница Дандоло очень простая. Вообще без всяких символов. Не самый прекрасный наш экспонат.

— Я понимаю это, — сказал Лэнгдон вежливо. — Все равно мы будем очень благодарны, если вы отведете нас к ней.