Под Куполом

— Нужна помощь, патрульный Моррисон? — спросил один.

— Нет, но вы можете постоять у лестницы и наблюдать за ним, пока я не закончу.

— Я никого не убивал, — говорил Барби спокойно, но с максимальной искренностью, на которую был способен. — И я думаю, ты это знаешь.

— Я знаю, что тебе лучше заткнуться, если не хочешь получить тазерную клизму.

Генри ощупал одежду, но не попросил Барби раздеться догола и раздвинуть ягодицы. Столь поздний обыск результата дать не мог, но Барби записал в актив Моррисона несколько очков, потому что тот все-таки вспомнил о необходимости обыска, тогда как остальные — нет.

Закончив, Генри ногой отбросил джинсы, с пустыми и вывернутыми карманами, к решетке.

— Могу я получить медальон?

— Нет.

— Генри, подумай об этом. С чего мне…

— Заткнись.

Моррисон прошел между парнишками-копами к лестнице, неся в руках личные вещи Барби. Юные копы последовали за ним, но один задержался, чтобы усмехнуться, глядя на Барби, и провести пальцем по горлу.

С того момента он оставался один, лежал на койке и смотрел на маленькое узкое окошко из матового армированного стекла, ждал рассвета и гадал, действительно ли они собираются подвергнуть его водяной пытке или Сирлс только его пугал. Если эти парни все-таки попытаются и окажутся такими же умелыми, как и при аресте, они его попросту утопят.

Еще он задавался вопросом: зайдет ли кто к нему до рассвета? Кто-то с ключом. Кто-то мог подойти слишком близко к решетке. Нож оставался при нем, так что вероятность побега не равнялась нулю. Может, ему следовало попытать счастья с Младшим, когда тот просунул между прутьями стакан с водой… да только Младшему не терпелось пустить в ход оружие. Конечно, особых надежд на успех Барби не питал и чувствовал, что еще не готов на отчаянный поступок. Тогда чувствовал, что не готов.

А кроме того, куда мне идти?

Даже если бы он сбежал и его не сумели поймать, он мог подставить своих друзей под удар. После допроса с пристрастием такими копами, как Мелвин и Младший, те считали бы Купол самой меньшей из своих проблем. Большой Джим сейчас был на коне, а подобные ему, дай им волю, гонят во весь опор. Иногда — пока лошадь не падает замертво.

Он забылся некрепким тревожным сном. Снилась ему блондинка, сидевшая за рулем старого фордовского пикапа. Снилось ему, как она останавливает автомобиль и они вместе уезжают из Честерс-Милла до появления Купола. Она расстегивала блузку, чтобы показать лавандовые чашечки бюстгальтера, когда голос произнес:

— Эй, хрен моржовый! Просыпайся.

22

Джекки Уэттингтон осталась на ночь в доме Эвереттов и, хотя дети спали тихо, а кровать в спальне для гостей была удобной, лежала без сна. К четырем утра она решила, что надо сделать. Понимала, на какой идет риск, но понимала и другое: не будет ей покоя, пока Барби сидит в подвале полицейского участка. Если она могла выступить вперед и организовать хоть какое-то сопротивление — или хотя бы серьезное расследование убийств, — то Джекки уже двинулась бы по этому пути. Но она слишком хорошо себя знала, чтобы даже не лелеять такую мечту. Джекки достойно проявила себя на Гуаме и в Германии — вытаскивая пьяных из бара, отыскивая ушедших в самоволку, наводя порядок на месте автомобильных аварий, чем по большей части и приходилось заниматься, — но человек, получавший жалованье мастер-сержанта, определенно не мог справиться с тем, что творилось в Честерс-Милле. Не могла справиться с этим и единственная в участке женщина-коп, работавшая на полную ставку, та самая, кого за спиной мужчины этого городка называли патрульная Буфера. Они думали, что Джекки не в курсе, но нет, она знала. Однако сейчас этот сексизм волновал ее в наименьшей степени. Требовалось покончить с тем произволом, что творился в городе, и президент выбрал Дейла Барбару, чтобы он с этим покончил. Но двигало Джекки даже не желание порадовать верховного главнокомандующего. Главную роль играло первое на войне правило: ты не оставляешь в беде своих друзей. Священное правило.

Так что для начала следовало дать понять Барби, что он не один. А уж потом, исходя из этого, он мог планировать свои действия.

Когда Линда, еще в халатике, спустилась вниз в пять утра, первый свет только забрезжил за окнами, открывая взгляду застывшие кусты и деревья. Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка.