Переводчица Лера Грушина пожалела, что приняла приглашение подруги Кати...
С этими словами он устремляется в дальний угол двора, где, словно первый предвестник грядущего весеннего расцвета, зеленеет дверь.
– А стена, – говорю, – почему не белая?[10] Непорядок.
– Поначалу, рассказывают, и была белая – правда, не вся стена, а только часть. Но белые наружные стены в Москве – безумие. Раз в месяц освежать приходится, как минимум. Поэтому поклонникам мистера Уэллса пришлось адаптироваться к суровой серо-буро-малиновой действительности.
Кафе, к слову сказать, так и называется: «Дверь в стене». Но вывеску я разглядела, лишь когда уткнулась в нее носом. Зеленым по зеленому писано, точнее, изумрудным по травянистому. Какое, черт побери, оригинальное дизайнерское решение!
Я ерничаю и бурчу во имя самосохранения, потому что, кажется, влюбилась с первого взгляда второй раз на этой неделе. Правда, на сей раз – не в живого человека, а в помещение. Или даже не в помещение, в абстрактную идею. Сердце-то забилось в груди прежде, чем мы переступили порог.
Надежно спрятанное в глубине двора кафе, приют для тех, кого «мир ловил, но не поймал», – надо же! Для таких, как я, выходит? Вернее, для идеальной меня, для великолепной, несбывшейся Барбары, которую я придумала себе в утешение и в назидание, чтобы хоть какой-то заоблачный смысл придать собственному вполне бессмысленному, откровенно говоря, существованию.
Но все-таки.
Как только мы вошли, я окончательно поняла, что сопротивление бесполезно. Интерьер не представлял собой ничего из ряда вон выходящего, просто – так уж вышло – совершенно соответствовал моему невысказанному представлению об идеальном интерьере. Просторный холл, одно настоящее окно и три нарисованных. Пейзажи за рисованными окнами, разумеется, разные; один – так и вовсе марсианский какой-то: алое небо, лиловые пески. Отсюда можно пройти в один из двух небольших залов. Над входом в левый написано: «Кофе», над правым – «Чай».
– Что, – спрашиваю, – неужели в кофейном зале ни чашки чаю не дадут?
– Ага. А в чайном не дадут кофе. Таковы правила. Зато здесь принято кочевать от столика к столику. Выпьешь, скажем, чашку капуччино, решишь, что на самом деле неплохо бы и чаю тоже попробовать, – встаешь, берешь в охапку креманку с недоеденным мороженым и отправляешься в соседнее помещение. А там, вполне возможно, встречаешь старого друга, или любовь своей жизни, или бывшую одноклассницу, или, или, или… А может быть, никого не встречаешь – как повезет. Знаешь, на планете есть зоны сейсмической активности? Там землетрясения случаются чаще, чем в других местах…
Киваю. Интересно, неужели он думает, будто я действительно не знаю, что такое сейсмическая активность? Ну, дела.
– …А по-моему, еще есть зоны фаталистической активности, – неожиданно объявляет мой лектор. – Места, где колесо судьбы вертится стремительно и непредсказуемо, а не с тоскливым скрипом, к которому мы привыкли… Скорее всего, я фантазирую, но если все же так, то «Дверь» – одно из таких мест.
Да я, в общем, и не сомневаюсь.
Для начала мы отправляемся в кофейную комнату. Там почти пусто, только за столиком у очередного нарисованного окна сидит здоровенная тетка лет пятидесяти. Не толстая, а именно вот – здоровенная. Великанша, богатырка. Наверняка вдова Ильи Муромца. Когда мой спутник, просияв, подлетел к ней обниматься, выяснилось, что мадам выше его на полголовы, как минимум.
– Капа, – ликует мой наставник и поводырь, – а я-то думал, ты нас покинула.
– Ну уж нет, – гудит басовитая Капа. – Просто я от вас отдыхала. И от всего остального.
– Отдохнула?
– Устала, – смеется. – Нет ничего утомительнее, чем остаться наедине с собой. И как люди с собою по семьдесят лет кряду живут? Вот чего я никогда не пойму.
– Нормально живут. Просто к хорошему быстро привыкаешь, – назидательно говорит рыжий.
– Гляди-ка, какой мудрый стал, – великанша качает головой, впрочем, скорее насмешливо, чем восхищенно.
– Вовсе нет. Просто память у меня хорошая. Избирательная, но хорошая. Ты не заметила, что мы почти слово в слово воспроизвели наш диалог почти годичной давности? Только ролями поменялись. Я вернул тебе твою собственную мудрость, даже без процентов. Не настолько у меня светлая голова, чтобы чужие премудрости с процентами возвращать.
– Ладно тебе прибедняться, – отмахивается огромная Капа. – Ты меня лучше с девушкой познакомь.
«Девушка» – это у нас, надо понимать, я.