Любовник богини

А те уже почувствовали себя вполне вольготно и с чувством некоторого превосходства посматривали на эскорт всадников: с непривычной высоты лошади казались малыми ослами.

Через малое время эскорт сделал салют копьями и, развернувшись, умчался назад — очевидно, задача сопровождения была выполнена.

— Воины так себе. Театральщина! — сказал Реджинальд, глядя им вслед. — Я обо всех индусах-воинах не самого высокого мнения. Среди всех предпочитаю топасов — так называется каста людей, родившихся от христиан. Из них получаются отменные артиллеристы.

Однако и сипаи, которые служат Ост-Индской компании, очень верные солдаты. Мне рассказывали презабавнейшую историю. Несколько лет назад наш британский небольшой отряд и вспомогательный корпус, принадлежащий индийской армии, были заперты между двумя потоками. Стоял сезон дождей, и вода так разлилась, что переход был совершенно невозможен. Продовольствие истощилось. Впрочем, тогда был всеобщий голод; ужасный выдался год! Начальник отряда — имя его, помнится, было Галибуртон — осмотрел весь рис, бывший в лагере. Его оказалось так мало, что едва могло достать на пять дней, считая по половине или даже по трети обыкновенной нормы европейского корпуса. Галибуртон тотчас прекратил всякую выдачу продовольствия сипаям: каждому из них теперь надлежало собирать траву и коренья, чтобы не умереть с голоду.

Реджинальд сделал паузу, оглядывая слушателей.

— Но в то же время кому, думаете вы, поручена была охрана этого риса? Тем же самым сипаям, столь жестоко, хотя и необходимо, исключенным из раздела продовольствия! И эту службу они выполнили с совершенной, мало сказать — с геройской точностью! Военная история Европы много ли представит черт выше этой или, по крайней мере, могущих сравниться с нею?

Реджинальд с торжеством воздел голову, однако Бушуев отмахнулся:

— Большое дело, подумаешь! Наши русские мужички ничуть не хуже будут! Помнится, ехали мы в возке через реку с крепостным моим человеком Ефимушкой. Дело было уже в апреле, чуть не на Антипа-водопола. Лед, ясное дело, — хрясь! А у меня нога сломана на охоте, я в лубках был, как камень, неподвижный. Ну, все, думаю, прощай, моя Варюшенька, скоро встречусь я с твоею матушкою на том свете! Не тут-то было. Ефимушка меня на крышу возка вытягал — уж и не знаю как… вытягал, да. Потом оставил меня, сплавал за подмогою. Спасли — видите, живой! Ефимушка, правда, после того сгорел в огневице, так и не оклемался от ледяной купели. Ну что ж, его такое дело холопье, они же знают, что мы их отцы и благодетели. Совершенно так и индусы, кои долгу своему покорны…

— Покорны? — переспросила Варя, с видимым наслаждением откидывая покрывало и подставляя лицо легкому ветерку (все-таки своих, европейцев, она могла не стесняться, а погонщик, разумеется, не смел обернуться к сагибам без разрешения). — Вы всерьез думаете, батюшка, что индусы покорились? Правильнее сказать, они терпят иноземцев с их причудами, терпят всех нас… Но кто знает, что таится в их мыслях?

— Правда что, — подхватил Василий, который пристально наблюдал за дорогой (надо же было занять хоть чем-то глаза, чтобы не пялиться беспрерывно на Варю и не предаваться дурацким размышлениям!), — интересно бы знать, что в мыслях у наших сопровождающих и почему мы так медленно тащимся? Уже сколько времени в пути, а воз, как говорится, и ныне там! Что, за эти сутки Беназир куда-то оттащили? Дорогу вытянули?

Вот! Извольте видеть! Вовсе стали!

И правда: слон остановился, а погонщик свесился вперед и что-то неразборчиво кричал арьергарду сопровождающих, с явным ужасом размахивая руками.

— Засада? — насторожился Василий — и тотчас иронически улыбнулся, чтобы никто, сохрани бог, не подумал, что такое всерьез могло прийти ему в голову.

— Засеки вроде не видать, — сообщил Бушуев, сделав ладонь козырьком и опасливо вглядываясь вперед.

— Какая-то корзина, — пренебрежительно проронил Реджинальд, а Варя так и подскочила:

— Корзина?!

Словно позабыв об огромной высоте, на которой происходило действие, она проворно подвинулась вперед, на освободившееся место погонщика, который с ловкостью обезьяны уже соскользнул по хоботу своего слона и теперь стоял на карачках под защитой его четырех ножищ-столбов, истово биясь головой в землю и что-то протяжно завывая. Прочие индусы тоже скатились со слонов, тоже стали на карачки, тоже колотились о землю и подпевали своему товарищу.