53  

Прошло минут пять… четверть часа… две, три четверти…

— Не боятся же лоб расшибить, болезные! — посочувствовал шепотом Бушуев, прервав странное оцепенение, овладевшее всеми восседавшими на слоне, а Реджинальд надменным тоном настоящего сагиба-инглиша прикрикнул:

— А ну, хватит развлекаться! Пора ехать дальше!

Ответа не последовало; завывания продолжались.

— Плохи наши дела, — сказала Варя, которая все это время пристально разглядывала странную корзину. — Кажется, это глаз курумбы.

— Ах вот оно что! — саркастически воскликнул Реджинальд. — Как же я сразу не понял! Ну и что?

— Курумба — это баба, что ль? — полюбопытствовал Бушуев. — Глаз-то ей за что выдрали?

Варенька поджала губы, чтобы не обидеть отца смешком, однако Василию показалось, что она встревожена всерьез.

— Прошу вас, посмотрите хорошенько, — сказала она. — Видите? Это не простая корзина!

Корзина, положим, была самая обыкновенная, большая и плоская, однако ее содержимое и впрямь оказалось диковинным. В ней лежала, тараща на прохожих безжизненные глаза, отрезанная голова барана, затем кокосовый орех, десять рупий серебром (монетки так и сверкали на солнце, их не составляло труда пересчитать), горка риса и какие-то привядшие цветы. При внимательном рассмотрении стало ясно, что корзина поставлена у верхнего угла треугольника, состоящего из трех довольно тонких веревочек, привязанных к трем колышкам. Все это было расположено так, что, кто бы ни шел с той или другой стороны дороги, он непременно должен был наткнуться на эти нитки.

— Глаз курумбы — это сунниум, — тихо пояснила Варя, словно эти слова что-то могли и в самом деле прояснить. — Род колдовства. У нас это называется относ.

— Порча! — догадался наконец-то Василий.

— Пор… what? — попытался повторить Реджинальд, а Бушуев только присвистнул:

— И кто это нам так подсудобил? Кому дорогу перешли?!

Варя наскоро объяснила Реджинальду, в чем дело, хотя и не смогла найти слово, однозначное «порче», в английском языке.

— Да разве в Индии живут русские ведьмы? — вполне справедливо спросил Реджинальд, — И что это значит: мы теперь не можем отправляться дальше?

Василий и Бушуев, которые в это время живо спорили, относ ли это все-таки или изурочье, а может быть, кладь [20], встревоженно переглянулись, после чего все наперебой принялись окликать погонщика.

Тот трагическим голосом подтвердил опасения Реджинальда. Задумка злодея курумбы (а только колдуны этого загадочного племени выставляют корзины с глазами) была рассчитана на то, что кто-нибудь непременно порвет одну из ниток или хотя бы дотронется до нее.

Тогда бы удар достиг цели: болезнь, овладевшая колдуном, перешла бы на неосторожного путника.

— Вы хотите сказать, у них нет докторов?! — с превосходством цивилизованного человека перед дикарями осведомился сэр Реджинальд.

— Нет, — ответил погонщик, — все курумбы лечатся именно таким ужасным способом.

— Это эгоизм! — возмутился Реджинальд, и индус, не поняв, о чем речь, на всякий случай кивнул; да, мол, все именно так, как говорит сагиб-инглиш!

Причем неведомо, что за болезнь у курумбы. Может быть, у него течет из носу, а может быть, его треплет застарелая малярия. Или у него слоновья болезнь, или проказа… Выяснить сие наверняка сможет лишь тот, кто порвет одну из нитей коварного «подарочка». А желающих сделать это пока что не находилось.

Выслушав все это, Реджинальд поджал губы. Он предпочитал мчаться по дорогам во весь опор, потому что шаг не в духе английских рыцарей, а вместо этого принужден был колыхаться на живой горе, продвигающейся с черепашьей скоростью по какой-то отвратительной тропе. Да вдобавок выяснилось, что и этого продолжать нельзя!

Реджинальд решительно предложил штурмовать джунгли и обойти опасное место, если уж индусы так суеверны. Погонщик, временно взявший на себя обязанности предводителя в переговорах с белыми сагибами, мученически завел глаза к небесам, где обитали благородные боги, как бы умоляя их вразумить неразумных иноземцев, — а потом пояснил всю зловещую хитрость неведомого курумбы. По обеим сторонам тропы были обрывы, так что обойти ее не представлялось возможным, разве только рискнуть карабкаться ползком и на четвереньках, однако такие заросшие овраги, как правило, кишат кобрами, фурзенами и черными гадюками, а если сагибы не верят словам бедного погонщика, кто-нибудь из них может пойти и убедиться в его правоте.


  53  
×
×