Рецепт Екатерины Медичи

Хорстер! Если бы не он…

Если бы не он, Марику, очень может быть, убило бы там, на улице. Вот так-то! Конечно, тогда она в метро точно не попала бы и вообще была бы избавлена от очень многих неприятностей в своей жизни. А также и от самой жизни. Так что Хорстера проклинать не стоит. И вообще, с чего это вдруг Марика снова начала думать о нем? У нее есть заботы поважнее! Ники, Ники, неужели с ним что-то случилось? Как это узнать?

— Что же делать, Алекс? — спрашивает она, чувствуя, что горло перехватывает от волнения.

— Тебе придется поехать в Париж, — говорит он так буднично, словно предлагает Марике добраться автобусом до Дрездена и вернуться обратно.

— Как это… Ты что? Поехать в Париж?! Да кто меня отпустит?!

— Поговори со своим фон Тротом, — предлагает Алекс. — Судя по тому, что я о нем слышал, он… он порядочный человек. Он тебя отпустит. Только нужно выдумать подходящий предлог. Например, ты хочешь навестить маму и сестру в Вене, они, мол, там болеют… Ну, что-нибудь такое придумай… А ехать, скажи, ты собираешься через Париж, чтобы заодно повидаться с братом. Убеди Трота, что это необходимо, но — ни слова о твоем беспокойстве за Ники. Постарайся выпросить у него разрешение на поездку, а я постараюсь помочь тебе отсюда.

— Из лагеря?! Помочь получить разрешение на поездку в Париж?! Каким образом?!

— Оставь это мне, — говорит Алекс. — Я же сказал — у меня есть связи. Поговори с фон Тротом немедленно, как вернешься. И умоляю тебя: постарайся, чтобы о том, что ты будешь в Париже, никто не знал. Для всех — ты едешь сугубо в Вену. И не вздумай звонить Ники! Делай вид, будто ты ничего не знаешь, ничего не подозреваешь. Если в поле твоего зрения окажутся Хорстер или Торнберг — умоляю тебя, никаких выяснений отношений! Держись с ними как со случайными знакомыми. Ни слова о шифровке, понимаешь? Если тебя спросят, ездила ли ты ко мне, отвечай — да. Это скрыть невозможно. Ну и что? У тебя было официальное разрешение. Только, ради Бога, помалкивай о том, чем мы тут, в этой рощице, занимались. И вот еще что… Я не могу вернуть тебе ленты, ради них-то все и затевалось, однако прошу, просто умоляю: при первой возможности раздобудь другие ленты, тоже черные, и пришей их к шляпке.

— Ты же недавно советовал поменять ленты на какие-нибудь веселенькие, — вспоминает Марика.

— Нет. Пусть все будет так, как было. Маленькая надежда, что они там ничего не знают, но все же лучше соломки подстелить.

Марика старается не думать, кто они , где там и о чем они там могут знать о ней, о Ники, об Алексе.

— Пропади она пропадом, эта шляпа! — в сердцах восклицает девушка. — В жизни ее больше не надену!

— Твое дело, — кивает Алекс. — Главное, придай ей прежний вид. А потом пусть она валяется в картонке или болтается на вешалке хоть до скончания века. Ну, все, Марика. Мне пора возвращаться. Боже упаси разозлить нашего коменданта именно сейчас, когда ситуация так осложнилась. Пойдем, я посажу тебя на автобус. А вернусь один.

Автобус по расписанию через пятнадцать минут, и Марика с Алексом как раз успевают дойти до остановки в центре деревни, неподалеку от которой располагается лагерь. На прощанье Алекс обнимает Марику и прижимает к себе:

— Будь осторожна! Я жестоко поступаю с тобой, ничего не говоря, но это ради твоего же блага. Если случится самое плохое — ты просто ничего не знаешь. Ведь невозможно рассказать о том, что тебе неизвестно, верно?

Он быстро целует ее в обе щеки и помогает подняться в автобус. Машет рукой, посылает воздушный поцелуй и снова сворачивает к роще, чтобы пройти к лагерю коротким путем. В эту минуту рядом с ним притормаживает довольно-таки разбитый грузовик с надписью на борту «Уборка мусора». Шофер выглядывает в окно и что-то говорит. Алекс улыбается ему и садится в кабину, еще раз помахав Марике на прощанье. Автобус Марики и машина, в которую сел Алекс, трогаются с места.

«Ну вот и хорошо, его подвезут», — думает Марика, провожая взглядом грузовичок.

— Французский офицер — ваш жених? — осуждающе спрашивает немолодая дама, рядом с которой садится Марика. Наверное, она видела, как Алекс поцеловал Марику, и возомнила невесть что. Ох уж эта немецкая чопорность!

— Нет, мой кузен, — улыбается Марика, и в тот же момент улыбка сходит с ее лица, потому что она вспоминает, что блокнот, подарок фон Трота, все же остался в карманах Алекса. Такая же судьба постигла и карандаш. Еще хорошо, что Марика не забыла забрать записку Торнберга!