Рецепт Екатерины Медичи

Торнберг достал из внутреннего кармана пиджака два сложенных вчетверо листка. Один отдал Марике, другой протянул Бальдру.

— Читайте, господа, — предложил он. — Это две идентичные выписки из моей копии. Они имеют самое непосредственное отношение к предмету нашего разговора. Ненужные частности, вроде предсказания о гибели будущего мужа Екатерины на турнире (как известно, король Генрих II был убит именно на рыцарском турнире!), я опустил. Здесь только то, что касается дела, только то, что нужно вам знать. Читайте внимательно. А потом мы поговорим еще кое о чем.

Флоренция, 1519

…O Paris, civitas in qua majestas consistebat et erat solita residere! О Париж, глава городов, в котором величие заключено и по обыкновению пребывает! О три королевские лилии! О пять золотых шаров, увенчанные лилиями! Вы качаетесь и сияете над колыбелью той, которой суждено было стать Матерью Королевства и хранительницей Христова имени. Вам суждено будет увидеть и узнать, как это случится. Вы станете свидетелями того, как истребит она все, без остатка, племя нечестивых осквернителей, и сам Господь направит руку ее, вложив в нее не крест, но меч. Ладья будет качаться на волнах крови, но эта кровь будет пролита во имя укрепления святого престола ее предков. Не пролив ее, не очистишься. Она очистится перед Господом, хотя осквернит имя свое. И вернейшей из ее сподвижниц будет та, которая потопит корабль предводителя нечестивцев, та, чье имя сгладят века.

Зато она обретет множество других имен! Ведь она наделена особым даром. Цветок ее жизни не раз взойдет и проклюнется спустя многие поколения. Ее назовут именем святой с копьем в руке, и птицы будут воспевать ее красоту, ибо она всегда будет выбирать только прекрасный облик для возрождения. Только она запомнит то снадобье, которое придаст вечную силу крови Христовой, но это на многие века составит великую тайну, и вовеки будет прославлен народ, которому удастся эту тайну воскресить.

Она беспутна, беспутство поможет тайне воскреснуть, трижды беспутство, трижды беспутство вновь и вновь…

О дым тех костров… о дымы тех печей… пепел, развеянный с высоких колоколен, пепел, который не удобряет землю, а выжигает дотла само семя врагов духовной высоты, вселяет страх, неодолимый страх в их души, подчиняя все их желания, все стремления, все мысли одному звериному желанию: прочь, прочь… исчезнуть из Парижа, caput urbum, caput regui, главы городов, главы королевства, погрузиться в те же болота ереси, откуда они вышли, словно жалкие зверьки, которые сбегутся к дубу нюхнуть отравы, а потом исчезнут, гонимые извечным страхом, свойственным всем существам, творениям Господа нашего, который в неизреченной щедрости своей рассыпал по земле семена жизни тварей и гадов, благородных людей и злодеев, высших существ и ничтожеств, святых и грешников…

О великий Творец, ты дал каждому свой путь. Нельзя с него сходить, нельзя мешать в одной чаше нечистоты и благородное вино, ибо вкус и запах той смеси будут ужасны. Семена, политые этой смесью, заполонят державы, и только моря, моря, моря крови, только пепел, только жар костров, костров, костров, только пепел, пепел, столбы дыма — только это спасет славу твоего рода, о дитя, которое станет матерью королей.

Ты должна уничтожить эти семена, не поддаваясь сомнениям, иначе принесешь гибель тому семейству, в которое войдешь, и сыновья твои уступят трон тому, кого ты ненавидишь. Ты должна сделать это, помня, что грех и святость — это вовсе не то же, что зло и добро.

Сухой боярышник расцветет в знак того, что богоугодны, что священны будут деяния твои, о королева-мать!

Париж, 1942

— Нет, — говорит Марика, — нет! Я ничего не понимаю!

— Полная нелепость, — мрачно поддерживает Бальдр. — Здесь нет ни одного вразумительного слова!

Он лукавит, и Марика знает об этом. Она ведь и сама только что покривила душой, сказав, что ничего не понимает. Кое-что понимает, и даже очень хорошо. Отлично понятен намек на ладью, которая будет качаться на волнах крови: имеется в виду, конечно, ладья в парижском гербе, та самая, что fluctuat nec mergitur, зыблема, но непотопима. Пять золотых шаров, увенчанных лилиями, — с этим тоже все ясно. Но самое главное — понятен намек на женщину, которую зовут именем святой с копьем в руке, чью красоту воспевают птицы. А прежде, в прошлом своем воплощении, она потопила корабль предводителя нечестивцев, то есть гугенотов. Это более чем прозрачный намек на адмирала Колиньи. И она беспутна, беспутна, трижды беспутна…