Короткий путь на дно

– Мун! – крикнул Шариф.

Женщина оглянулась. Улыбка сползла с ее лица, а большие глаза стали грустными и какими-то жалкими.

– Уходи, Шариф, – быстро заговорила она, – сейчас же уходи отсюда!

– Мун, кто это? Куда ты идешь? – закричал Шариф, непонимающе переводя взгляд с женщины на моряка и обратно.

– Ты что, детка? – пробормотал моряк по-английски, не замечая Шарифа, и повлек женщину к дверям. – Пойдем, а то я сейчас лопну от избытка любви.

– Эй, ты! А ну оставь ее! – злобно сказал Шариф и схватил моряка за руку, которой тот держала Мун.

– Что? – проревел пьяный моряк, оборачиваясь к Шарифу. – Это еще кто такой? Что тебе нужно, черномазый? Ты хочешь отнять мою шлюху?

Кровь ударила Шарифу в голову. Шлюху! Вот на что намекали контрабандисты, вот о чем не хотела говорить Мун! Вот о чем по своей наивности и неопытности не мог догадаться Шариф. Никогда не сталкиваясь раньше с таким явлением, как проституция, он и не подозревал, что в портах и крупных городах можно легко купить себе женщину за деньги.

Горечь переполняла Шарифа. Горечь и дикая обида. Женщина, которую он любил, которая подарила ему восхитительную ночь любви у костра, женщина, которую он считал своей, оказывается, каждый день отдается разным случайным мужчинам. И они ласкают и целуют ее тело, ее грудь, ее бедра! Они входят в нее, как входил в нее Шариф. А она согласна, она добровольно делает это с ними, произнося те же самые слова, что говорила той ночью ему. Ее руки ласкают их потные похотливые тела…

Убить и ее, и его! От ярости у Шарифа помутился рассудок. Юноша схватил Мун и выдернул ее руку из руки моряка. Отшвырнув в сторону женщину, как что-то мерзкое и грязное, он со всего размаха нанес удар пьяному моряку в лицо. Среди прохожих раздался женский визг, чьи-то сильные руки схватили Шарифа сзади за шею. Дальше все было как в тумане. Шариф помнил, как его били сразу несколько мужчин, видел лицо разъяренного моряка. Сомалиец тоже наносил удары, пару раз ему удавалось вырваться, но его снова валили на землю и били ногами.

Шариф пришел в себя в какой-то вонючей комнате с каменными неоштукатуренными стенами. Он лежал на грязном полу. В голове юноши гудело. Он попытался приподняться, но все тело пронзила такая боль, что сомалиец опять опустился на пол. Кожу саднило в нескольких местах, очень болел правый бок. Лицо все оплыло, один глаз не открывался совсем. Шариф поднял руку и потрогал свое лицо – оно невероятно опухло. Он снова сделал попытку подняться, но теперь уже делал это осторожно. Кто-то подошел и стал ему помогать. Превозмогая боль, Шарифу удалось сесть, прижавшись спиной к стене. Под ним был страшно грязный и рваный матрас. Кто-то поднес к его рту кружку с водой.

Отдохнув немного, Шариф огляделся по сторонам. Большая грязная комната отделялась от другого помещения большой решеткой от пола и до потолка. В комнате вместе с Шарифом находилось пятеро: четыре мужчины и одна женщина. По виду все они были местными, и у всех на лицах и телах были ссадины и кровоподтеки.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил на плохом английском мужчина, который помогал Шарифу подняться.

– Плохо, – ответил слабым голосом Шариф. – Где я нахожусь?

– В полиции, – ответил мужчина удрученно, а затем спросил: – Ты христианин?

– Я? – не понял Шариф. – Не знаю… нет. А почему вы спрашиваете?

– Потому что мы все христиане, и поэтому нас здесь постоянно избивают. Вот я и подумал, что ты тоже попал сюда за свою веру.

– Я не знаю, за что я сюда попал, – пробормотал Шариф. – А почему вас бьют? Здесь что, запрещено христианство?

–Нет, не запрещено, просто мы не сторонники официальных конфессий, – ни православной, ни католической, ни лютеранской. Мы считаем их ложными…

Шариф зажал голову руками и застонал. Ему только лекции по религии сейчас не хватало для полного счастья. Юноша начал вспоминать предыдущий вечер, драку, а еще он вспомнил Мун и того моряка. Жить ему не хотелось совсем.

Сколько в Эритрее тюрем, подсчитать сложно. Во-первых, их очень много. Вряд ли можно найти еще одну такую страну, где было бы такое количество тюрем на душу населения. А во-вторых, найти официальные данные о количестве и расположении тюрем в стране просто невозможно. Шариф плохо помнил следствие, где от него пытались добиться сведений о его гражданстве и о том, каким путем он попал в страну. Следователь хотел знать, где его документы и чем он занимался раньше. Его часто, но несильно били. Затем был суд, где все что-то говорили и в чем-то его обличали. Шариф не слушал людей, впав в какую-то прострацию. Он был настолько погружен в себя, что спокойно воспринял бы даже смертный приговор.