Любимая девушка знахаря

– Что ж ты еле тащишься? – недовольно обернулся Племяш. – Не хочешь разве разбогатеть скорей?

– Ты свои сказки кому другому рассказывай, – огрызнулась вконец замученная и дорогой, и сомнениями Маруся. – Прямо ждал ты меня, чтобы отвести туда, где я разбогатею! Почем я знаю, может, только и ждешь, чтоб придавить?

– Дура девка, – равнодушно покосился Племяш. – Хотел бы – уже б давно придавил да еще и попользовался с охоткой. А ударилась бы бежать – право, не пожалел бы жакана. Хватит болтать, уже придем скоро. Вот через завал проберемся, а там рукой подать.

Маруся заметила, что стены того обширного оврага, по которому они пробирались, той самой Золотой пади сильно сузились и стали почти отвесными. Деревья на них стояли плотной стеной, перемежаемые частым и крепким подлеском, тут же плелся оградой шиповник, а между стенами громоздился природный завал из бурелома, возможно, нанесенный сюда некогда ливневыми потоками. Лишенные листвы, серые, промытые дождями, кое-где тронутые серо-зеленым мхом стволы громоздились, будто сплетенные вместе скелеты. Сучья, словно бы нарочно заостренные и обтесанные, торчали грозно, готовые пронзить каждого, кто осмелится неосторожно полезть на завал, и Маруся даже удивилась, что не усажены они телами безрассудных искателей быстрой дороги. Хотя тут надо быть даже не безрассудным, а вовсе сумасшедшим, чтоб на такой завал лезть...

Она думала, что Племяш станет продираться сквозь шиповник, дабы обойти бурелом, однако тот прошелся вдоль завала, что-то высматривая, потом кивнул удовлетворенно и обернулся к Марусе:

– Давай руки протяни.

– Еще зачем? – удивилась она, безотчетно вытягивая руки вперед.

И тут Племяш с невиданным проворством выхватил из кармана веревочку и обмотал вокруг ее кистей. Маруся рванулась было, но он держал крепко.

– Ты что? Ты что?! – крикнула девушка дико, дергая руки.

– Да тихо ты, – ухмыльнулся Племяш. – Завал одолеем – немедля развяжу, вот те святой, истинный крест.

Он как-то странно помотал головой, и, наверное, это означало крестное знамение, которое ему нечем было сотворить: руки его были заняты тем, что привязывали еще одну веревку к той, которая стягивала Марусины запястья. Теперь девушка оказалась у него как бы на поводке, словно собачонка.

– Ты сдурел? – простонала она в отчаянии. – Как я со связанными руками через завал полезу? Да на первый же сук напорюсь! Ты смерти моей хочешь? Так лучше застрели, будь милосерден!

– Ну, коли просишь... – хохотнул Племяш. Но увидел, как помертвела, как покачнулась Маруся, и рассердился: – Ну не раз уже было ведь говорено, что доведу тебя живой до дядьки. Но через завал, ты правильно говоришь, лезть не способно. Полезем мы не через завал, а под ним: есть вон там место, где протиснемся поодиночке, я первым, ты за мной, – так вот хочу я, чтоб ты не дернулась тут в бега обратные. Гоняйся потом за тобой по лесу... Все равно поймаю ведь, да времени жалко, ну и тебя тоже, поскольку потом придется дуру уму-разуму учить, и не токмо словесно, уж не обессудь...

Маруся даже удивилась тому, сколь словоохотлив и рассудителен оказался столь неотесанный с виду парнище. В самом деле говорил он вещи хоть и пугающие, зато убедительные. И глаза у него теперь вовсе не были пустыми, как раньше, в деревне. Притворялся, значит? Ваньку валял? Однако лихо у него получалось!

– И еще скажу, – продолжил так же убедительно Племяш, – Боже тебя сохрани там, под завалом, туда-сюда дернуться. Ползи, в землю вжимаючись, ползи, словно ужака какой, старайся не горбатиться, не то зацепишь сук неосторожно, а поди потом отцепись. Но коли случится такая незадача, туда-сюда не дергайся, а постарайся высвободиться бережно. Тут, вишь ты, такая засада, что из-за одной лесины вся громада рухнуть может. И проткнет тебя сотней суков... Тяжко будет! Поняла ли? Как тебя тетка звала... Маруська, что ль?

– Поняла, – кивнула девушка испуганно.

Лезть под завал не хотелось отчаянно, а что делать? Рвись не рвись, теперь она на сворке у Племяша. Податься некуда.

Ее так и трясло, так и колотило, когда Племяш распластался на земле и, вжимаясь в нее всем телом, вполз под завал, извиваясь, словно и впрямь был огромным толстым ужом. Длинная веревка от Марусиных запястий скользила за ним маленькой юркой змейкой. Маруся думала, что ползти Племяш будет долго, но вот уже с той стороны завала раздался его чуть запыхавшийся голос:

– Давай, Маруська! Да смотри бережней, задницу не задирай, титьки в землю вжимай.