Доноры за доллары

Но как можно покинуть свой наблюдательный пост в центре событий? Наконец, надо как можно быстрее узнать: куда могла пропасть карточка Сергеенко. Ясно только, что выкрал ее тот, кто отрезал бедняге почку. Если я найду его, то, с него начиная, и можно распутать весь клубок.

Посему я взял себя в руки и отправился на рабочее место. Первым делом узнал в справочной телефон инкассационной службы «Эдельвейс». Мне удалось даже раздобыть телефон отдела кадров.

Приятный, чуть холодноватый женский голос рассказал мне, что Ураев уволен за прогулы, за расчетом еще не являлся. После того как я назвался следователем, мне дали его домашний телефон. Этот нехитрый прием действовал всегда безотказно – никто не смел перечить даже самозваному представителю власти.

Позвонив по этому телефону, я, естественно, услышал только болтовню автоответчика. Это ни о чем не говорило – Роман мог просто не подходить к телефону или отсиживаться у родственников. Как выходить из подобной тупиковой ситуации, я плохо представлял. Я никого не знал из его знакомых. Оставалось только надеяться, что он еще жив.

Получалось так, что мне были известны мотивы, почти известны преступники, но все это не окончательно и бездоказательно. Те, на кого работали мои преступные сослуживцы, так же являлись фигурами туманными. Было ясно, что это – представители администрации какого-то закрытого медицинского учреждения, которых в Москве и ее окрестностях было огромное множество. Что доставка осуществлялась через инкассаторскую службу. Неясно, насколько в курсе происходящего сами инкассаторы и фирма, которая оказывала подобные услуги. Могло быть так, что они действовали, совершенно ни о чем не подозревая – если судить на примере Ромы Ураева. Они – исполнители. Курьеры. Другое дело, что начальники их наверняка знают...

Нужно выяснять. Для этого, никуда не денешься, надо посетить фирму, поговорить с кем-то из сотрудников. Правда, ни о чем таком мне они не расскажут... Ну, не мытьем – так катаньем. А сейчас – сейчас нужно изображать служебное рвение, иначе мое увольнение будет быстрым и вполне обоснованным.

* * *

Перед Димой стоял пожилой человек с морщинистым темным лицом и всклокоченными седыми волосами. В прореху на темной клетчатой рубахе были видны его ребра, а штаны спадали складками на просящие каши тапки. Судя по всему, он гостей не ждал. Мужчина уставился на Диму влажным взглядом из-под косматых бровей и спросил хриплым голосом:

– Тебе чего, малец?

Дима долго не мог прокашляться и начать говорить. Наконец у него получилось:

– Извините, могу я у вас немного погреться?

Мужчина поскреб грудь под рубахой и распахнул дверь:

– Проходь, – кивнул он Диме. – Вона, тапки только надень.

Попав в теплую комнату, Дима просто рухнул на пол и долго смотрел на свои руки, не понимая, как с помощью этих онемевших пальцев можно развязать шнурки на ботинках.

Мужчина присел перед ним на корточки.

– Что, обморозился, сердешный? – спросил он, участливо заглядывая Диме в лицо.

Дима ничего не ответил, закусывая губу от начинающейся ломоты в отмороженных пальцах.

Мужик без лишних слов стащил с Димы ботинки, мокрые носки, верхнюю одежду и потащил его к софе, застеленной грязным покрывалом. Дима покорно перетерпел все манипуляции, остро чувствуя, как распухают и краснеют его нос и уши.

– Хорош! – покачал головой стрелочник и достал откуда-то бутылку с мутноватой жидкостью. Наверняка самогон.

Налив полный граненый стакан, он протянул его Красникову:

– На, малый, пей! – А сам намочил самогоном какую-то тряпицу и стал растирать Диме отмороженные ноги.

Дима держал стакан в трясущейся руке, не в силах унять озноб. Самогон расплескивался и стекал по рукам на пол.

– Э-э, ты что держишь? Ты пей, – с укоризной сказал мужик, взял стакан и поднес его к Диминым губам.

Дима послушно выпил, задохнулся и закашлялся.

– Так-то лучше. Тебя как звать-то, герой? – поинтересовался мужик.

– Дима, – прошелестел Красников.

– Значит, Митька? Тезка, – умиленно протянул стрелочник. – Я Дмитрий Матвеич. Но ты меня можешь звать просто – Матвеич или дядя Митяй.

Матвеич вытащил из-под Димы покрывало и бросил его на пол. Потом нажал Красникову на плечи и уложил его на софу, укрыв красным ватным одеялом, заштопанным разноцветными лоскутами.

– Ты спи давай. Завтра будем разговаривать, – строго заявил дядя Митя, расстилая себе на полу тертое пальтишко.