Поцелуй с дальним прицелом

Ну не странно ли, что Никита выбрал себе в секретарши этакое воплощение добродетели? Видимо, эпатаж надоел ему до полусмерти!

О нет, не надо о смерти!

– Мадам? – полувопросительно спросила секретарша, окидывая меня взглядом и с одного этого взгляда, как это умеют делать только француженки среднего класса, с точностью до франка оценивая мою муфточку, шляпку, жакет, ботики… чудилось, даже стоимость моих бриллиантовых колец, хотя их скрывала муфточка. Забавно было слышать, как менялась ее интонация от холодновато-вопросительной на «ма», до почтительно-восторженной на «дам». Отменно вышколил свою секретаршу Никита, нечего сказать! А вот интересно, не помогала ли ему в этом Анна?

Я отогнала прочь эту мысль, словно внезапно прилетевшую осу, и сказала:

– Могу я видеть мсье Шершнефф?

– Вам, конечно, назначено?.. – промолвила секретарша с полувопросительной интонацией.

– Я мадам Ламартин, – ответила я, потому что мне, конечно, не было назначено, но я надеялась, что имя моего мужа, часто здесь бывавшего, сыграет роль некоего пароля.

Тщательно напудренное личико секретарши отразило толику смущения:

– Прошу простить, мадам Ламартин, однако я лишь заменяю мадемуазель Анастази, секретаршу мсье Шершнефф, которая сегодня отпросилась по неотложным личным обстоятельствам, а оттого не в курсе ваших дел. Не соблаговолите ли сообщить, как именно я должна доложить патрону о цели вашего визита?

Вот те на! Значит, у Никиты секретаршей какая-то мамзелька. Хорошенькая? Молодая? И каковы у них отношения? Сумела ли эта особа – француженка, конечно! – заставить его забыть Анну, или та и после смерти продолжает владеть его сердцем? А может быть, эта m-lle Анастази – всего лишь чопорная старая дева, так что мне и беспокоиться не о чем?

А почему мне вообще надо о чем-то беспокоиться?!

– Мадам Санже, я хотел бы на некоторое время отъехать, поэтому…

Дверь за спиной секретарши вдруг отворилась, и на пороге показался Никита – в первую минуту неузнаваемый в длинном черном пальто, при сером кашне, с зачесанными назад волосами, потемневшими от брильянтина, с новыми тонкими усиками, которые делали его лицо старше, красивее, чем я помнила, и вообще как-то… интереснее. Он сильно похудел, глаза казались еще больше и еще ярче. Ох, как они вспыхнули при виде меня! Но тотчас их словно пеплом присыпало.

– Вика? – сдержанно проговорил Никита. – О, прошу прощения, мадам Ламартин? Душевно рад встрече.

Видела я, как он мне рад! Лицо стало настороженным, губы поджались. На щеках заиграли желваки.

– Я на минуточку, Никита, – сказала я самым легким тоном, на который была способна, демонстративно не принимая навязываемой им официальной манеры. – Буквально на минуточку! Можно мне войти?

Он помедлил. Ей-богу, он с удовольствием выставил бы меня, кабы не мадам Санже (на самом деле я, конечно, теперь точно не помню фамилии этой особы, да какая, в сущности, разница, какова была ее фамилия и была ли она у нее вообще?!), которая смотрела во все глаза и слушала во все уши: мы как с первой минуты начали, так и говорили по-французски.

– Разумеется. Прошу, мадам, – сделал Никита улыбку и попятился в кабинет.

Я вошла, а он так и отступал от меня спиной вперед, пока наконец не допятился до стены и не прислонился к ней. Выглядело это… странно, скажем так.

«Боится он меня, что ли?»

– Слушаю вас, Вика, – проговорил Никита, переходя на русский и исподтишка меня оглядывая, но не задавая ни одного из тех любезно-обязательных вопросов, на которые так горазды французы. – Только знаете, я ведь и правда спешу… на сегодня я остался без секретарши, так что многое приходится делать самому.

Он чуть ли с ноги на ногу не переминался от нетерпения, чтобы я поскорей ушла, а я стояла столбом и молчала как дура, вся дрожа от любви к нему, от волнения, от страха… не зная, что сказать, с чего начать.

– Вика… – В голосе Никиты прозвучала нотка укоризны. – Как поживает ваш супруг? Я слышал, у вас очень счастливый брак.

Его голос меня отрезвил. Итак, он решил, что я опять явилась домогаться его, как тогда, в Териоках.

И не ошибся…

Нет, он ошибся!

– Именно о нем, о моем муже, я и хотела поговорить с вами, Никита, – с трудом вымолвила я.

– Со мной?.. – Никита вскинул брови. – Да ведь мы едва знакомы с мсье Ламартином.

Ах, какая неподдельная искренность в голосе! На театре б ему играть, а не адвокатом служить.