Боргильдова битва

Справа застыли массы конных воинов. Позади их — дружины гримтурсенов, там развеваются их гордые стяги, среди них — Лаувейи. Мудрый Хеймдалль и Локи отправились туда, они лучше других поймут строптивых ётунов.

Слева стоит самый причудливый полк — из тех Древних богов и божков, что вняли зову Старого Хрофта. С ними рыжебородый Тор с Мьёлльниром, в колеснице, запряжённой двумя круторогими козлами. Там же и Видрир, Молчаливый ас, он начальствует над отборными полками гномов, чей стальной строй не смог прорвать ни один враг.

За центром сплошной стеной собраны эйнхерии, они все взирают на Отца Дружин и ждут его приказаний. Верхом на Слейпнире, в броне и шлеме, стоит владыка Асгарда. Ему начинать сражение. Он вызовет вражеского предводителя на поединок, как положено от века.

За ночь никто не подошёл, не присоединился. Ни Муспелль, ни Нифльхейм. Клятвы забыты и отброшены. С врагами как с врагами. Им можно лгать, их можно предавать, обещания, данные им, ничтожны.

Старый Хрофт не сыплет пустыми угрозами «отомстить» или «посчитаться». Пять царств пришло на Боргильдово поле; двух не хватает, что ж, постараемся обойтись без них.

Далеко проникает взор Отца Дружин, дальше, чем смогли бы пробраться любые разведчики. Ведущий с Боргильдова поля путь стягивается в нитку, и там-то, на этой нитке, вдруг рождается движение. Слабое колыхание, словно туман под лёгким, легчайшим ветерком.

Потом там появляется свет. Яркая сияющая точка, небесная звезда, вдруг покинувшая высокие хрустальные сферы. Она растёт, ширится, вот это уже не точка, а небольшой круг, дневное светило, вдруг спустившееся на землю.

Отец Дружин поворачивает коня. Высоко подъят Гунгнир, копьё, не знающее промаха.

Наконечник копья, в свою очередь, наливается пламенем. Старый Хрофт чувствует незримое присутствие Локи, бог огня спешит на помощь.

Спасибо, младший брат.

Пламенный столб поднимается высоко над бесчисленными шлемами воинства Хьёрварда. Его видят все, кто собрался под стягами Асгарда, видят люди и гномы, эльфы и великаны, видят древние боги и видят эйнхерии. Умолкают разговоры, и бойцы выдыхают даже с каким-то облегчением — окончено мучительное ожидание, высасывающее душу, лишающее покоя. Все знают теперь — враг у ворот.

Семеро пришли.

И тотчас же за спинами воинства Большого Хьёрварда, в свою очередь, звучит рог. Хрипло, низко, страшно.

Оборачиваются задние ряды, оборачивается и сам Отец Дружин — по оставшейся за спинами войска дороге спешит ещё один отряд.

Черны воины в нём, в щелях меж частями доспехом ярится пламя. Огромный великан, чьи глаза — как уголья, возглавляет их, и над головой его подъят исполинский огненный меч.

Сурт, повелитель Муспелля.

Облегчённо вздохнула Лаувейя; пальцы великанши коснулись разложенных перед нею руниров — новых, специально для Семерых.

Семь рун на светлых дощечках — и против них пять на тёмных. Сейчас она достаёт из кожаного кошеля шестую руну. Последняя, седьмая, пока остаётся где и была.

Испуганно ржут кони. Расползается вокруг явственный запах серы. Огненные великаны идут молча, жуткие, одинаковые, словно големы, сработанные из чёрного вулканического камня, глаза — что обсидиан, за которым тлеющие уголья.

Их множество, многие сотни и тысячи. Над плечами покачиваются в такт тяжёлым шагам увесистые палицы.

Чёрный Сурт останавливается возле Отца Дружин, салютует вскинутым клинком, столб пламени взвивается почти до самых небес.

— Ты позвал, мы пришли. Мать Локи, я знаю, достала нашу руну. Укажи нам наше место в общем строю, великий бог О дин.

— Хвала тебе, Сурт, владыка Муспелля, что почтил нас, что решил сражаться рядом с нами. Встань вот здесь, позади эйнхериев. Туда, где будет труднее всего, пошлю я вас.

Сурт молча кивнул.

— Пусть Мудрый Ас подаст сигнал. А твоё копьё пусть укажет, куда направить удар.

Шесть царств здесь. Шесть из семи. Может, подоспеет и Нифльхель? Или коварная дочь Локи всё-таки не сдержит данного слова, обретя супруга после многих веков одиночества?

(Комментарий Хедина: признаюсь, нелегко было всё это читать. Помня нашу первую встречу со Старым Хрофтом, его глубокое, беспросветное, всеобщее одиночество. Тогда мне казалось, что для него вообще исчез весь внешний мир, и существует он лишь потому, что не может сам прервать собственное бытие — это не во власти бога, пусть даже и бывшего. Сейчас я не знаю, что думать. Лицедейство никогда не числилось среди талантов Владыки Асгарда, но кто знает?..)