90  

Делать нечего. Действительно нечего! Осенив себя как бы в шутку крестным знамением, он помолился русскому Богу, вгляделся в волны, выбирая среди них могилу посимпатичнее, да так и ахнул, вдруг заметив человеческое тело, которое, словно тряпичную куклу, вознесло на гребень волны – и силой обрушило на дно, на гальку…

Что было дальше, вспоминалось с трудом. Георгий немного удивился, обнаружив себя в полосе прибоя, уже с ног до головы мокрого, избитого о зловредную гальку. Вблизи волны почему-то оказались не столь страшными. А может быть, море решило взять его играючи и выставляло против него каких-нибудь новобранцев? Во всяком случае, явная смерть угрожала ему только два раза, когда он не успевал нырнуть под очередной рокочущий вал. И все это время он шарил, неустанно шарил по дну руками и ногами, лишь изредка выпрыгивая на поверхность, как дельфин, чтобы с хлюпаньем вобрать в себя воздух. И вот наконец-то наступил на что-то холодное, как бы резиновое…

Нашел! И, вцепившись в это – тяжелое, безвольное, – потащил к берегу. Волны, понятно, спохватились, бросились отнимать добычу, но Георгий крепко держал свой трофей и, помнится, удивлялся: почему те люди, которых, конечно же, созвала Оксана-Олеся, не помогут ему? Боятся ноги замочить, что ли?

Черт его знает, сколько времени прошло, пока он выволакивал утопшего на берег и пытался отдышаться, упав на колени и с недоумением озираясь.

Берег был пуст, совершенно пуст! Какие там люди – даже и одинокой девичьей фигурки не было, словно и ее смыло волной.

Георгий оглянулся на море – и тут же забыл обо всем, сообразив, что, кажется, спас труп.

Вот те на… Он-то ликовал, что победил море, а оно, оказывается, теперь не рокочет грозно, а хохочет над ним?

Ну уж нет! Георгий не выносил насмешек над собой и еще в детстве немало поободрал кулаки о чужие, нагло ухмыляющиеся физиономии!

Набрал в грудь воздуха – и начал делать «трупу» искусственное дыхание. Дышал изо рта в рот, давил на грудь ладонями, перекидывал животом через колено, недоумевая: ну почему они с «трупом» оба насквозь мокрые?

И вот синие губы чуть дрогнули, и из них полилась вода. Потом раздался тяжкий хрип. После чего началась рвота. И продолжалось это довольно долго, потому что бывший утопленник плотно пообедал, прежде чем пойти искупаться. «Вот брюхо ко дну и потянуло!» – с сочувствием подумал Георгий, поддерживая голову воскресшего.

Наконец-то до него дошло, что с небес льет проливной дождь. Вот почему они никак не высохнут, вот почему ни одна собака носа на берег не кажет!

Но где Олеся? Неужели и действительно волной смыло? Надо искать!

…Он нашел-таки ее – примерно через час, когда доволок спасенного до медпункта пансионата «Чайка» и уложил на узкий топчан. К этому времени «труп» настолько оживился, что даже спросил имя спасителя и пробормотал что-то о своей вечной благодарности. Но Георгий слишком беспокоился за свою хохлушку. Он прошел по берегу, понимая, что если девушка все же имела неосторожность ринуться ему на помощь и захлебнулась, то спасать ее уже поздно.

Чувствуя страшную тяжесть на сердце, едва держась на ногах от усталости, все еще в одних плавках, он побрел созывать на поиски людей – и вдруг увидел свет в окне своего коттеджа.

Рванул ручку – и едва не рухнул прямо на пороге, увидев Одарку – та голышом возлежала на смятой постели, кушала шоколадку и смотрела телевизор.

– Ну, наконец-то, – лениво потянулась она. – Наигрался в героя? Хлопец-то живой – чи ни?

Георгий, не отвечая ни слова, сгреб со стула девичьи одежки и вышвырнул за дверь, где под ступеньками уже разлилась обширная лужа. Затем схватил в охапку онемевшую Одарку и отправил туда же. Захлопнул дверь, выпил одним глотком полстакана коньяку и, стащив с себя плавки, принялся изо всех сил растираться полотенцем.

Это был последний день отпуска. Наутро Георгий первым же автобусом уехал в Симферополь, оттуда улетел в Москву – и успел начисто забыть как поганую Одарку, так и оживший труп. И вдруг этот бывший утопленник оказывается перед ним собственной персоной и даже как бы намеревается отплатить добром за добро?..

Вот тебе и Коктебель-с!


Воцарилось неловкое молчание. Впрочем, дело было не в воспоминаниях. Слишком о многом хотелось спросить Георгию… а Валентину, похоже, хотелось о многом рассказать.

– Что, Виталий сам из «Просперити»? – наконец решился Георгий.

– Ну! – последовал пренебрежительный жест. – Мелкая сошка. Всего-навсего служебный пес. Однако иногда его спускают с цепи – схватить за горло опасного человека. Вроде вас. Но, насколько я знаю, приказа на уничтожение пока нет. Это все личные инициативы Пидора, о которых официально известно только Виктории.

  90  
×
×