70  

Доказательства убедительны.

– Вы русская, ваше имя Катрин Дворецка, – произносит он отчего-то на польский манер. – Вы живете в Париже у своей сестры Марин, которая замужем за Морисом Юго?. По профессии он юрист. Недавно у них родилась дочь Элиза, и вы приехали помочь сестре на первых порах.

Все точно… Мой бо фрэр и в самом деле носит фамилию Юго, являясь, таким образом, однофамильцем великого писателя, прославившего на весь мир собор Парижской богоматери. Да-да, этого самого автора «Рюи Блаза», «Эрнани», «Мизераблей», «Человека, который смеется» и иже с ними следовало бы называть не Викто?р Гюго, а Виктор Юго, ибо фамилия его пишется Hugo, а в данном случае буква H не произносится. Между прочим, все французы, которым известен этот переводческий казус, немало досадуют на русских. Морис в их числе.

Но сейчас речь не о том!

– И что все это значит? – настороженно спрашиваю я.


– Бель демуазель, – говорит месье Баре очень серьезно, если и не с отеческой, то, не побоюсь этого слова, братской интонацией. – Я очень хорошо понимаю, что такое искушение. Однако существуют искушения, поддаваться которым не только стыдно, но и опасно! Порою – смертельно опасно… Вы понимаете меня?

Я, конечно, лгунья отъявленная: так уж сложилось по жизни. Однако в принципе стараюсь не врать, когда в том нет особой нужды. Вот как сейчас, например. И поэтому чистосердечно признаюсь:

– Нет. Абсолютно ничего не понимаю!

Не раз сталкивалась с тем, что, когда нагло врешь, тебе почему-то слепо верят, а когда лепишь правду-матку – смотрят, как на барона Мюнхгаузена. Сейчас я наблюдаю точно такую реакцию.

Серо-зеленые глаза месье Баре смотрят на меня укоризненно.

– Ну хорошо, – произносит наконец частный детектив.

Я воспринимаю это как сигнал к окончанию разговора и подскакиваю, снова сгребая пакеты, но Баре хватает меня за руку:

– Еще одну минуту! Прошу вас, бель демуазель, погодите еще чуть-чуть.

Снова сажусь. Бель демуазель, прекрасная барышня… очень легко меня подкупить, оказывается!

– Если вы не желаете со всей серьезностью взглянуть на положение, в котором оказались по своей… небрежности, назовем это так, то придется мне быть откровенней. Прошу вас, верните то, что вы взяли и что вам не принадлежит.

Я присыхаю к стулу.

– Кто вас послал? – Язык меня не слушается, губы прыгают. – Кто?..

Невероятным усилием воли останавливаю готовую начаться истерику. Нет! Это ошибка, совпадение, что угодно, только не то, о чем я подумала. То, что случилось, – случилось в России. А я во Франции. Никакими силами здесь не может стать известно о том, что произошло там . Да нет здесь никому дела до того, что произошло сырым сентябрьским вечером в…

Ладно, не думать об этом. Думать только о том, что Бертран Баре, видимо, не в себе.

– Что мне не принадлежит?! Что я взяла?! Когда?! И у кого?!

– Ко мне в агентство явился человек, назвавшийся месье Бонифас Зисел, – начинает рассказывать детектив. – Подозреваю, что это не настоящая его фамилия, да и во внешности его присутствует нечто, что наводит на мысль о некоей ненатуральности. А впрочем, это не имеет особого значения для нас с вами. Он просил меня разыскать молодую даму приблизительно двадцати пяти – тридцати лет, с русыми волосами, э-э… выбившимися из прически (это он мою растрепанную гриву так охарактеризовал, браво!), со светлыми, то ли серыми, то ли голубыми, глазами, правильными чертами лица, высокую и стройную. Даму эту он видел один-единственный раз, и тогда она была одета в синие джинсы, коричневую замшевую куртку и белые кроссовки. Из-под куртки виднелся белый свитер. Надо сказать, как только я выслушал его описание, я немедленно сообразил, что уже встречал эту даму…

Баре смотрит на меня очень выразительно. И я его понимаю! Ведь эта дама – вылитая я. Это мой портрет в моей одежде. Все описанные вещи были на мне, когда любезный сыщик снимал с меня ту поганую газету, так что неудивительно, что он сразу признал свою нечаянную знакомую. Кстати, я и сейчас одета почти так же, разве что свитерок не белый, а бежевый.

Но все равно – и в белом, и в бежевом! – я не имею ни малейшего представления ни о каком Бонифасе Зисе?ле. И уж совершенно точно – ничего у него не брала!

– По словам месье Зисела, не далее как вчера он проходил мимо вон той двери, – детектив указывает в окно наискосок через улицу – на дверь с синей кованой решеткой. Между прочим, это дверь нашего подъезда. – Дама, внешность которой я вам только обрисовал, вышла из дому. Зисел проследовал мимо нее. В руках у него был бумажник, в который он убрал некое письмо, только что им полученное. Содержание письма настолько его озадачило, что он сделался рассеян и не заметил, что положил бумажник не в карман плаща, а мимо. Спохватился через мгновение, оглянулся… Бумажника на тротуаре не оказалось. Исчезла и молодая дама. Зисел бросился к двери, – детектив вновь указал на нашу дверь, – но там установлен, само собой, цифровой замок, а код Зиселу неизвестен. Какое-то время он покрутился около подъезда, но никто не входил в дом и не выходил оттуда. А Зисел опаздывал – опаздывал на важное совещание. И он вынужден был уйти, несмотря на то что в бумажнике остались кредитная карта, водительское удостоверение и двести евро наличными деньгами. Ну и еще несколько визитных карточек месье Зисела. Но самое главное – это письмо…

  70  
×
×