Год длиною в жизнь

– Я тоже так думаю, – тихо сказал Алекс. – Ты обратила внимание, как настойчиво она говорила о Rй…

– У кого это завелись внебрачные дети? – весело спросила Рита, входя в комнату, и Алекс моментально умолк. – Надеюсь, не у кого-то из членов нашей добропорядочной семьи? Вот был бы пассаж! Вот был бы реприманд неожиданный!

– Где ты оставила Всеволода Юрьевича? – Татьяна подняла голову и украдкой отерла влажные глаза.

– В клозете, – пояснила Рита, которая, как большинство из ее поколения, любила называть вещи своими именами. – Сейчас он выйдет, мы возьмем такси и поедем сначала к нему за документами, а потом на рю Лурмель.

– В каком городе ты живешь, девочка? – усмехнулся Эжен. – В Париже все такси исчезли, как только вошли боши. Они ведь конфисковали в гаражах и автомобили, и бензин. Ты что, забыла?

– А, да… – вздохнула Рита. – Ну что ж делать, поедем на метро. Не велорикшу же брать, уподобляясь бошам!

– В самом деле, – кивнул Алекс. – Но и на метро вы не поедете. Я тоже хочу помочь Сазонову, он очень умный и приятный человек, да и вообще – каким бы он ни был, я буду счастлив сделать хоть что-то против этого зверского нового порядка. Я сам вас отвезу. Пойду заведу машину. Как только Сазонов выйдет, спускайтесь в гараж. Ключи от нашего «Рено» у тебя, папа?

– Сейчас принесу.

Эжен вышел.

– Но ведь ты устал! – Глаза Риты благодарно улыбались отчиму. – И ты не был в парикмахерской…

– А что, у меня непристойный вид? – Алекс взял со стола серебряный нож и попытался поймать в нем свое отражение. – Ничего, сойду за свободного художника.

– Вы с Сазоновым оба сойдете за свободных художников, – невольно засмеялась Татьяна, которой уже казалось, что она и впрямь устроила истерику зря. – Я тоже поеду.

Рита покачала головой, глядя на нее снисходительно, как на дитя малое.

– Надеюсь, бабушка и дедушка с нами не собираются? – хмыкнула она. – Вы что, не понимаете? Такие дела делаются конспиративно! Если мы заявимся на рю Лурмель всем семейством, с нами там и говорить никто не будет. Мы можем подвести очень хороших людей.

– Да я никуда не собираюсь, с чего ты взяла? – пожала плечами Эвелина. – Это твоя aan волнуется.

– О Господи, уж и поволноваться нельзя, – вздохнула Татьяна, чувствуя себя совсем уж глупо. – Ну хоть до машины вас проводить можно?

– Можно, можно! – Алекс обнял ее за плечи и вывел из комнаты.

– Голубки! – проворчала Эвелина, глядя им вслед.

Рита покосилась на нее и чуть поджала губы. Она ничего не сказала, но Эвелина всегда была востра – недаром же именно ей, а не сестрице Лидусе достался когда-то Константин Русанов, да и жизнь свою с Эженом Ле Буа она построила так, как хотела! – а потому мигом уловила выражение глаз девушки.

– Ладно, ладно, – пробормотала Эвелина, – успокойся, теперь я гораздо меньше не люблю твою мать, чем когда они поженились с Алексом. Но… Что только не сделаешь ради обожаемого сына!

Если в ту минуту и мелькнуло у Эвелины воспоминание о том, что Алекс был не единственным ее сыном, она привычным усилием воли отогнала его. К тому же, хоть она об этом и не знала, с марта 1937 года, после некоего выстрела, произведенного в кабинете следователя НКВД Полякова, у нее и в самом деле не стало больше сыновей, кроме Алекса.

– Но ты, Рита, – продолжала Эвелина, – всегда мне нравилась. Я отлично понимаю, почему тебя так любила покойная Лидуся. Ты такая же, как мы. Ты Аксакова, ты Шатилова – и в то же время ты самая настоящая Понизовская. Мы все пошли в деда, который был подвержен, как пишут в романах, безумствам страсти. Мы с Лидусей ими всю жизнь страдали, жутко чудесили, и ты от нас это качество унаследовала. Ты будешь влюбляться, может, и не часто, но тебе всегда будет казаться, что новое чувство и есть самая настоящая, смертельная, последняя любовь в твоей жизни. И ты будешь сметать все на пути, чтобы добиться своего. Когда-нибудь ты найдешь эту любовь – самую настоящую, последнюю, смертельную, но до того не раз сумеешь наиграться своим сердцем! Так, а все же что у вас с Максимом? – вдруг спросила она, резко изменив тон, и Рита даже вздрогнула, уставилась на нее изумленно:

– С Максимом? А что у нас с ним может быть?

– Ну, не строй из себя дурочку и не делай дурочку из меня, – так же сурово продолжала Эвелина. – Ведь слово «женщина» в твоей речи отнюдь не было просто обобщенным образом, как мне удалось внушить твоей доверчивой мамочке. Ведь ты влюблена в своего ai ^[12] до безумия, разве нет?

---

12 Друга (франц.).