Пани царица

Марина сквозь пальцы смотрела на похождения Димитрия и вообще была крайне равнодушна ко всем его затеям. Однако, услышав о посылке отряда Кернозицкого в Новгород, она потребовала у мужа встречи.

Встреча была ей дана. Марина, которая нигде и никогда не появлялась в мужской компании без сопровождения Барбары Казановской, явилась одна и потребовала, чтобы Димитрий тоже был один.

«А не решила ли она сдаться? – подумал Димитрий. – Москву я еще когда-а возьму, а без мужика все-таки тяжело!»

Однако напрасны были его ожидания…

Сделав супругу самый церемонный из известных ей придворных реверансов, Марина спросила:

– Правда ли, что в Новгороде воеводою Михаил Татищев?

Димитрий подумал-подумал, нет ли в сем вопросе какого подвоха, да и согласился с тем, что и так было известно любому и каждому.

Марина помолчала, а потом сказала нечто… нечто такое, что Димитрий, прежде бывший об уме своей супруги мнения далеко не лестного (нет, ну в самом деле, разве умная женщина может отказывать от ложа своему супругу, да еще если супруг – сын Ивана Грозного?! Вот Манюня – та была редкостная умница, а эта – полная дура!), посмотрел на нее совершенно ошалелыми глазами.

Марина стояла опустив ресницы, поджав губы, только брови ее были, по обыкновению, высоко, как бы презрительно, вскинуты. И Димитрий подумал, а не совершает ли он ошибку, отдаляясь от этой женщины? Постель не постель, а даму с такой коварной натурою лучше бы числить в приятелях, нежели во врагах!

Несмотря на природное высокомерие, бывший Юшка умел ценить достойных противников. Оттого он низко поклонился Марине и обещал все сделать так, как она хочет. Немедленно после ее ухода он вызвал к себе князя Рожинского и полковника Кернозицкого.

Когда отряд приблизился, в Новгороде сделалось смятение. Положение было слишком опасным, и, как всегда в таких случаях, все стали подозревать друг друга в измене. Татищев, как и подобает воеводе, вызвался сам идти предводительствовать войском, которое нужно было вести против Кернозицкого. Татищева не любили в Новгороде, это само собой, но никто не мог понять, почему именно сейчас о нем стало распространяться такое множество самых поганых слухов. Говорили, он сначала пристал к первому Димитрию, затем отступился от него, а когда побывал в ссылке, вновь воротился и припал к его стопам. Но тотчас примкнул к заговору Шуйского… Нет, Михаил Татищев – человек ненадежный. К первому Димитрию пристал – может и ко второму пристать.

И вот к Скопину-Шуйскому пришли новгородские именитые люди из числа недоброжелателей Татищева и сказали:

– Мы чаем, Михайло Татищев затем сам идет на Литву, что надумал изменить царю Василию Шуйскому и Новгород самозванцу сдать!

Скопин, сам бывший дважды предателем, не верил никому и никогда. Вместо того чтобы заступиться за Татищева, он подумал: «А ведь всякое может статься! Стоит ли рисковать?» Он собрал ратных людей новгородцев и сказал им: «Вот что мне говорят про Михайлу Татищева – рассудите сами!»

Недоброжелатели воеводы были тут как тут. Они подняли такой крик и так вооружили всех против Татищева, что толпа бросилась на него и растерзала.

Скопин велел похоронить Татищева в Антониевом монастыре, а имущество продать с публичного торга. Он не видел в случившемся никакой подоплеки – время было тяжкое, военное, неразборчивое. Ему и в голову прийти не могло, что над Татищевым свершилась месть женщины.

И, уж конечно, он даже вообразить себе не мог, что его дни тоже сочтены и что он тоже падет от руки женщины… пусть и другой, не той, что стала причиной гибели Татищева. Смерть Скопина станет ответом небес на ее беспрестанные, жаркие мольбы.

Но до этого было еще далеко.

Пока же Димитрий не мог вполне торжествовать победу: полкам Кернозицкого не удалось отбить город у Скопина. Правда, окрестности все передались самозванцу. Дело было, казалось, за малым – чтобы Шуйский остался замкнутым в Москве со всех сторон. Ну что там осталось? Несколько городов, да осажденная Троица, да Ростов…

Ростов стоял за Шуйского!

Димитрий был поражен этим. Ведь обороной Ростова, по сути дела, руководил митрополит Филарет – тот самый Федор Никитич Романов, который опекал Юшку-Димитрия, можно сказать, с самых детских лет и столь многим помог ему при вступлении в сан воскресшего царя. Именно благодаря Филарету ему удалось заполучить Марину! И Филарет ненавидел Шуйского, был ему врагом – это знали все.