Страшное гадание

– Прелесть! Ангел! – выдохнула Марина. – Улыбается! Смеется! А другие дети, говорят, плачут, проснувшись.

– Она не плачет, – ласково сказала Флора. – Когда начались роды, я стала петь, чтобы ребенок, который скоро появится на свет, не был мрачным и плаксивым.

– И, верно, песни были красивы, – подхватила Марина. – Никогда не видела такую красотулечку. Можно ее подержать? Просто до смерти хочется!

– Прошу прощения, миледи. – Флора, ставшая рядом с колыбелькой, улыбалась извиняюще, но взгляд ее был непреклонен. – Я не дозволю сего никому, тысяча извинений. Цыганка нагадала мне, что моего ребенка ждут неисчислимые беды, если в первые пять лет жизни ее коснется чужая рука. И я… я поверила. Я ведь очень люблю свою дочь! Это счастье всей моей жизни.

– Истинное счастье! – растроганно согласилась Марина и хлопнула себя по лбу: – Какая же я дура, что не захватила гостинца!

– А я захватила, – подала голос Джессика. Сунув руки в карманы амазонки, она выхватила из одного яблоко, из другого – золотую монетку и все это протянула малышке: – Ну, выбирай, что тебе больше нравится?

Флора сделала шаг вперед, и Марине показалось, что она хочет остановить щедрую гостью, но не осмелилась и только тревожно сновала взглядом с монетки на яблоко.

Точно так же водила туда-сюда своими голубенькими глазками и девочка, словно затрудняясь в выборе.

А и впрямь! Монетка сияла и сверкала в солнечных лучах – чудилось, Джессика держит кусочек такого луча. Ну а яблоко… это было сказочное, райское яблоко: наливное, золотое, напоенное медовой сладостью, светящееся насквозь, так, что видны были семечки. И в конце концов голубые глазки полностью приковались к созерцанию чудесного плода, а потом дитя выпростало из-под одеяла ручку и потянулось к яблоку.

– Ну что же, выбрала – так получи! – Джессика обтерла яблоко своим белоснежным платочком. – Держи, счастливица! А это отдадим твоей маме. – И она протянула монетку Флоре, которая взяла ее с выражением спокойного достоинства.

– А как же ее зовут? – спросила Марина, не в силах оторвать взора от чудесного дитяти, которое ворковало над своим яблоком.

– Элен, – ответила Флора, опуская глаза. – Так мы назвали ее: Элен.

– О! Неужели в честь моей тетушки! – воскликнула Марина, решив блеснуть наконец выдуманным родством.

– Совершенно верно, миледи. Я назвала дочь в честь покойной леди Маккол… вашей тетушки, – спокойно сказала Флора, опустив глаза, и только нечистая совесть Марины позволила ей заметить мгновенную заминку в словах и некий промельк в прозрачных серых глазах. Неужто насмешка?

Марине вдруг стало не по себе. Впрочем, у нее всегда портилось настроение, стоило лишь заподозрить неладное по отношению к себе – такой уж уродилась. И все-таки… Флора явно усмехнулась! Почему? Что она такого знает о «русской кузине»? Что для нее Марина? Чудачка-дикарка, которая суется не в свои дела, и никто в замке ее не любит, прежде всего «кузен», к которому она, похоже, питает отнюдь не родственные чувства?

Предположения тотчас сделались для Марины реальнее всякой реальности. Кто мог наболтать такое Флоре? Агнесс! Конечно, Агнесс!

Вспышка ненависти была так сильна, что Марина ощутила во рту странный железный привкус, похожий на вкус крови.

Снова Агнесс переходит дорогу! Мало, что Десмонд в ее руках. Мало, что она спуталась с дьяволом, из-за чего Марина всю ночь протряслась от страха в чужой комнате и утром выглядела такой несчастной, что Джессика сочла за благо немедленно повезти ее развеяться, на прогулку. И Марина вынуждена была надеть ненавистную черную амазонку – Джессика не поленилась зайти в ее комнату и принести нелюбимое платье! Конечно, Марина не могла ответить неблагодарностью на такую заботу и покорно облачилась в хвостатое мрачное одеяние, чувствуя себя в нем сущей вороною. Понятно, почему Хьюго, седлавший им коней, даже не глянул на нее! И без того предостаточно поводов для ненависти к Агнесс, так она еще и восстановила против нее эту добродушную фермершу!..

– Может быть, еще кружечку сидра, миледи? – послышался тихий голос, и глаза Флоры участливо глянули в глаза Марион, словно и утешали и просили прощения.

Пожар угас мгновенно, без дыма и шипенья, потому что если Марина и бывала порой безобразно вспыльчива, то и отходчива была на удивление.

– С радостью, – сказала она весело. – Сидр чудесный!

И они с Джессикой выпили по новой кружечке, а потом, поблагодарив приветливую хозяйку и еще раз повосхищавшись «Аленкой», как мысленно называла девочку Марина, они отправились восвояси.