30  

— Ну, чего носы повесили? — Вячеслав Петрович ворошит Виталькины волосы. — Ничего, ребята, все будет нормально. Дана ведь не на Марс улетает. Да и вы у нас в доме по-прежнему желанные гости.

— Мы уезжаем, ужин в холодильнике.

— Катя, в этой комнате трое поваров. — Вячеслав Петрович смеется.

— Ой, и правда. Дана, угощай ребят. До встречи, ведите себя хорошо.

Хлопнула входная дверь, во дворе завелась машина.

— Куда это они? — Цыба выглядывает в окно.

— Да в Питер же! Папа любит ездить ночью. У него там дела, а мама квартиру посмотрит. Послезавтра назад. Переночуете у меня? Только, чур, готовить я не буду.

— И не мечтай. Тебе придется учиться готовить. В Питере мамы не будет, что тогда станешь делать? — Таня настроена решительно. — Виталька, скажи!

— Точно. Курс молодого бойца ты у нас пройдешь, не сомневайся. Пошли разогреем ужин.

Дана поплелась за Виталькой на кухню. Мама не учила ее готовить, а Дане и не хотелось. Зачем? Но она понимала, что это нужно. Ладно, пускай. Все равно ничего уже не будет по-прежнему. А как будет? Интересно. Но уже без ребят, они останутся здесь. И Дане стало тоскливо.

— Данка…

— Не надо, Виталик… Не надо. Чего уж теперь.

— Данка! Я люблю тебя.

Она утыкается в его плечо. Она всегда это знала и принимала как нечто само собой разумеющееся. Виталька постоянно был рядом. Он никуда не мог исчезнуть из ее жизни. От него пахло сигаретами и одеколоном, а его губы были такие горячие и настойчивые. Он впервые поцеловал Дану, и она с удивлением осознала, что это ей нравится. Только… нет, все равно нравится.

— Виталька, ты с ума сошел!

— Я знаю. Я люблю тебя.

Потом они ужинали, Дана доставала для всех постельное белье и подушки, они по очереди зависали в ванной, смеялись и шутили, Таня изображала статую Свободы, а Вадик жевал блинчики с вареньем. А потом были горячие Виталькины поцелуи и его настойчивые и нежные ласки. Он давно знал женщин, но это ничего не значило теперь. Потому что с ним — Дана. И он понимал, что в его жизни больше нет места другой женщине. Никого больше не будет в его душе.

— Я не хочу уезжать.

— Ты должна. Но я всегда буду любить тебя.

— Я буду скучать там без тебя. Без вас всех.

— Мы приедем к тебе. Я так люблю тебя, Данка. Я что хочешь сделаю для тебя.

— Знаешь, о чем я думаю?

— Нет, скажи.

— Я думаю, что мы — я, ты, Танька и Вадик — не случайно так связаны. Я читала, что есть такая штука — фатум, судьба. И ничто в жизни не бывает просто так. Мы все для чего-то родились. И мы должны стать не просто обычными людьми, а кем-то…

— Кем-то великим?

— Ну, в общем, да. Пусть не кем-то великим, но не такими, как все в нашем общежитии.

— Ты имеешь в виду моего папашу?

— Не только.

— Это само собой. — Виталий целует Дану. — Я попробую. Ты права, как всегда. Мы должны ловить свой шанс. Я все сделаю для этого. Я так люблю тебя…

— Я буду скучать там одна.

Утром ни Вадик, ни Таня и виду не подали, что знают о произошедшем. Дана сидела задумчивая, а Виталька не сводил с нее влюбленных глаз. Тане было немного смешно видеть его таким. Она лучше Даны знала его жизнь, ей было известно, чем он частенько зарабатывает и что иногда им с Цыбой приходится делать, но Тане и в голову не приходило рассказать об этом подруге. И теперь, глядя на Дану и Витальку, Таня прятала улыбку, склонившись над тарелкой.

— Данка моет посуду. — Таня смеется. — А потом мы поедем на Остров, как вам такой план?

— Хороший план, только посуду помоем вместе.

— А мы с Виталькой сходим купим пивка, — предлагает Цыба.

Парни уходят, а Дана с Таней начинают убирать со стола.

— Ты чего, Данка?

— Ничего.

— Да ладно тебе, что я, по-твоему, слепая? Чего ты дуешься? Ты жалеешь?

— Не знаю… Не в этом дело.

— Тогда в чем? Он же всю жизнь любит тебя!

— Да, я знаю.

— Тогда чего дуешься?

— Я не дуюсь. Просто немного стыдно.

— Ну, ты и дура! Я думала, таких уже нет, а вот гляжу — остались. Запомни: ничего в этом стыдного нет, ясно? Он любит тебя. А ты любишь его.

— Да, я понимаю.

Но она не понимает. Она не знает, любит ли Витальку так. И то, что случилось ночью, Дана еще не осознала полностью. Виталькина любовь захлестнула ее, а ей надо подумать, понять.

  30  
×
×